Фригидная экономика

Федор Достоевский прошел через царскую тюрьму и каторгу, приспособился вести записи, хотя это строжайше запрещалось, в так называемой «Сибирской тетради». Впечатления, зафиксированные в ней, после вошли в повесть «Записки из Мертвого дома». Отмечу, что биографы называли каторгу «уроком народной правды для Достоевского». Поэтому творчество Достоевского можно считать «народной правдой», о которой узнал писатель и рассказал ее более благополучной и счастливой публике.

Человек превращается в зверя

Достоевский писал, что каторга, казенный крепостной труд, вызывающий ненависть, которая только усиливалась праздностью, порождающей в каторжанине «такие преступные свойства, о которых он прежде не имел и понятия. Без труда и без законной, нормальной собственности человек не может жить, развращается, превращается в зверя». Спасаясь от этого полного разложения: «И потому каждый в остроге, вследствие естественной потребности и какого-то чувства самосохранения, имел свое мастерство и занятие. Все они трудились и добывали копейку. Заказы добывались из города. Деньги есть чеканная свобода, а потому для человека, лишенного совершенно свободы, они дороже вдесятеро. Если они только брякают в кармане, он уже вполовину утешен, хотя бы и не мог их тратить, тем более что запрещенный плод вдвое слаще. А в каторге можно было даже иметь и вино. Трубки были строжайше запрещены, но все их курили. Деньги и табак спасали от цинготной и других болезней. Работа же спасала от преступлений: без работы арестанты поели бы другу друга, как пауки в склянке. Несмотря на то, и работа и деньги запрещались. Нередко по ночам делались внезапные обыски, отбиралось все запрещенное, и как ни прятались деньги, а все-таки они попадались сыщикам. Вот отчасти они и не береглись, а вскорости пропивались; вот почему заводилось в остроге и вино. После каждого обыска виноватый, кроме того, что лишался всего своего состояния, бывал обыкновенно больно наказан. Но, после каждого обыска, тотчас же пополнялись недостатки, немедленно заводились новые вещи, и все шло по-старому. И начальство знало об этом, и арестанты не роптали на наказание, хотя такая жизнь была на жизнь поселившихся на горе Везувии».

Прекрасное сегодня

Представляется, тем, кому придется писать адекватную социально-экономическую историю Беларуси последних десятилетий, следует взять в эпиграф это эссе великого писателя. Историю можно начинать с самого начала, хронологически, а можно посмотреть вокруг, на прекрасное сегодня, которое уже приобрело классические формы. Например, арестовали и судят генерального директора Витебской бройлерной фабрики, члена постоянной комиссии Совета Республики Национального Собрания Республики Беларусь по международным делам и национальной безопасности Анну Шарейко. Сенатора, как пишут журналисты. А фактически очень успешного менеджера предприятия, которое добивается высоких производственных, что самое замечательное, экономических, финансовых показателей.

Грубо говоря, ее фабрика получает внушительную чистую прибыль, когда большинство предприятий, как возмущается председатель правительства Кобяков, подсели ни иглу господдержки. Естественным образом, из воздуха, возникает вопрос: «Почему?». Почему люди производят чистые убытки, а Шарейко – чистую прибыль? Честна ли она перед бюджетом, фабрикой, ладит ли она со своей совестью? Любопытные и уполномоченные учинили то, о чем писал Достоевский «В Мертвом доме». Арестовали «директора, по совместительству сенатора по национальной безопасности», ее специалистов и экономических партнеров, установив, что при тендерной закупке комбикорма, она вступила в сговор с поставщиком, согласилась с предложенной им ценой, завышенной по сравнению с конкурентами, и заплатила ее. Превысила свои полномочия, нанесла ущерб фабрике и государству в своих корыстных интересах. Тем более, что поставщиком оказался гражданин Литвы Вальдемарас Норкус, с которым у Шарейко оказались «личные отношение».

Прослушивание, подсматривание, простукивание и дедукция

Вот такая, сладкая корыстолюбивая парочка. Думаю, это установило следствие, в распоряжении которого самая современная техника прослушивания, подсматривания и простукивания. А в индукции-дедукции у следователей недостатка никогда не было. «Поскольку Шарейко построила дом, — подумали они, — тут не обошлось без Норкуса и фабричных денег».

…Через 2 года на суде выясняется, что Шарейко, ее коллеги и компаньоны, в общем, не совершали тех преступлений, в которых они обвиняются. Например, договорные цены на комбикорма в ходе транспортировки изменялись. Точнее, росли, поскольку белорусский рубль «мягчает» по отношению к другим валютам. Это сейчас происходит и с ценами на поставки российского газа в Беларусь. Оказалось, что и дом она построила за свои деньги. Ни в чей карман не залазила. Единственное, что точно доказано следствием, что Норкус «при посещении мест общественного питания оплачивал счета Шарейко». Так принято в нашей стране, а в других странах – женщины, настаивая на своих правах, обычно платят сами. Татьяна Сычева, адвокат Шарейко заметила, что это если корыстная заинтересованность, то все женщины у нас в стране корыстно заинтересованы.

Это интересный момент, который возвращает нас к «Мертвому дому»: «Без труда и без законной, нормальной собственности человек не может жить, развращается, превращается в зверя». Норкус имел деньги и с удовольствием тратил их на женщин, а Шарейко с удовольствием строила дом. И оба не ожидали, что закономерные свобода и право доведут до тюрьмы, а прибыльную бройлерную птицефабрику – до убытков.

Руководители сидят

Кому это выгодно? Думаю, только стражникам «Мертвого дома». Недавно освобожденный из следственного изолятора Владимир Бережков говорит, что большинство руководителей либо сидит и ничего не делает, либо сидит за решеткой. То есть каждый должен сидеть: ничего не делая на свободе и ничего не делая за решеткой. Изучая свою главную книгу – Уголовный кодекс: «Мол, лучше я буду тихо сидеть, ничего не буду делать, и мне за это ничего не будет. В худшем случае выпрут по окончании контракта. А если я буду проявлять инициативу, преодолевать барьеры, то это может завершиться Володаркой».

То есть человек еще сидит на работе и в праздности, уничтожающей в нем все человеческое, и не имеет возможности отстаивать человека в себе сейчас, опасаясь, что вероятная «тюремная праздность» лишит его любых шансов выжить. Сидит и мысленно движется. Не то от свободы в тюрьму, не то из тюрьмы на свободу.

Бережков заметил, что это ситуация не очень способствует притоку инвестиций в страну. Прав он на 100%.

15 лет тому назад то же самое говорил Лукашенко на встрече с предпринимателями: «я не пригласил вас для того, чтобы встать на колени и что-то у вас просить»; «я вас обложил, как волков». В том же году серьезный отечественный бизнес сделал выбор – нужно за флажки, что только и должно – за флажки. А зарубежный инвестор огражденное флажками «свободное и желаемое для инвестиций пространство» проигнорировал. Кто рискнул, не успел и фужера шампанского выпить. Один потерял капиталы, второй — свободу.

Международные эксперты тут же назвали Беларусь одной из самых рискованных стран по качеству инвестиционного климата. А стесненные в свободе маневра отечественные руководители поосторожничали с дерзновенными инвестиционными проектами. Сложилась парадоксальная ситуация. Вроде бы со всех сторон неслось «деньги, деньги!», а на самом деле большинство в них не нуждались, боялись денег. Если на халяву, для списания долгов, для выплаты зарплат – деньги нужны и желательны. А вот инвестиции, капитал, который надо пускать в оборот, производить «прибавочную стоимость», рассчитываться рублем-долларом (или тюрьмой) – от таких денег шарахались, как от чумы.

На эту ситуацию обратил внимание Михаил Мясникович. Назначенный президентом Национальной академии с задачей окончательно превратить белорусскую науку в непосредственную производительную силу, он подготовил пространный список привлекательных инвестиционных проектов (финансируемых из разных источников) и удивился полной незаинтересованности в них со стороны руководителей. Экономика, которая представлялась ему затосковавшей по жениху невестой, оказалась фригидной. Прозвучало это примерно так: строим планы на год и пятилетку, а инвестиционные предложения предприятий практически отсутствуют. За исключением строительства супермаркетов. Да и то лишь в Минске.

Позже ту же песню услышали от Сергея Сидорского: «Сегодня у нас нет эффективных проектов, под которые мы можем взять инвестиционные ресурсы иностранных кредитных линий. Китай нам выделяет в 2006 году 1 миллиард долларов. Италия, Германия готовы увеличить размеры кредитных линий. Но у нас нет проектов ни на отдельных предприятиях, ни в отраслевых министерствах». И что делать, если руководители отказываются от денег? Было решено провести административную (насильственную) модернизацию. Раздали деньги, обязали сделать то-то и это.

С «то-то» получилось, с «это» – нет.