100 лет революции: Ленинский декрет о мире

Октябрьский переворот 1917 года полностью деморализовал русскую армию, и потому единственной преградой немцам на пути к российским столицам оказалась громкая революционная фраза. Ленин сместил с поста главнокомандующего генерал Духонина, отказавшегося выполнять предписания Совнаркома по организации мирных переговоров со странами австро-германского блока и назначил на его пост прапорщика Крыленко. По радио вождь обратился к солдатам с призывом взять дело мира в свои руки, непосредственно вступать в переговоры о перемирии с неприятелем, не допуская к этому генералов, которые препятствовали этой невиданной в истории провокации.

Немцы услышали звуки гармошки

Спроси солдата: хочет ли он воевать, что он скажет, если ему ничего не будет? В случае с массовыми армиями, дело мира восторжествует обязательно. В одностороннем порядке. Поскольку противник, не допускающий и мысли о возможности плебисцита среди окопного люда, сначала удивится звукам гармошки и пьяному пению в чужих окопах, а затем вышлет разведку, а затем будет действовать по обстоятельствам, которые способствуют его победе, доведет дело войны до логического завершения. Победой над врагом.

В. Серов «Декрет о мире», 1957 г.

Часто цитируемый Лениным военный теоретик, прусский генерал Карл фон Клаузевиц, состоявший с 1812 по 1815 год на службе в русской армии, рассуждая об условиях достижения победы над неприятелем, относил к таковым располагаемые им военные средства и волю, дух победителей, который стимулирует солдат к своей ратной работе. Если совокупность материальных ресурсов (впрочем, далеко не всегда достаточных) зиждется на количественных показателях, то готовность к сопротивлению не поддается точному учету. От того, насколько верна оценка воли противника к сопротивлению, зависит и оценка сил необходимых для ее преодоления. Ресурсы должны расходоваться в количестве достаточном для нанесения поражения противнику. Если же ощущается их дефицит, то они применяются максимально эффективно. Но при этом, учил Клаузевиц, противник тоже стремится к учету и использованию всех своих возможностей, в итоге победа определяется не только наличием у армии чисто материальных ресурсов.

Впрочем, и без Клаузевица, чьи труды изучались во всех российских и советских академиях, можно было сказать, что большевики, овладевшие все военные ресурсы русской армии, эффективно их использовали для нанесения военного и политического поражения своей стране.

«Отправить в штаб к Духонину»

К слову, отказ генерала Духонина следовать политике Совета народных комиссаров был принципиальным. Антон Деникин позже процитировал его слова: «Я имел и имею тысячи возможностей скрыться. Но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует, а, может быть, меня расстреляет Крыленко». Все на самом деле закончилось еще хуже. Сопровождавшая Крыленко толпа «революционных матросов» растерзала генерала, жестоко надругавшись над его телом. Такова форма революционного правосудия: арест, сопровождаемый издевательствами, расстрел без суда и следствия, глумливое торжество над телом жертвы, ставшая обыденным явлением, которая отразилась в саркастической поговорке «отправить в штаб к Духонину».

Многие из таких деяний заносились в скрижали большевизма как свидетельства предельной самоотверженности отдельных лиц и организованных групп, проявленных в самых непредсказуемых ситуациях

Какие выводы должны были сделать немецкие генералы, наблюдая, как на глазах тает воля русской армии к сопротивлению? Как солдаты высылают парламентеров с просьбой «не стрелять», а генерала на посту главнокомандующего заменяют прапорщиком? Отсюда следует самый очевидный вывод: армия фактически проиграла войну и прекращает свое существование. Россия, пускай себе и большевистская, разоружается.

Чей куш больше?

Поэтому первоначально настойчивые призывы Ленина к мирным переговорам, надо думать, воспринимались немцами с недоверием, которое постепенно сменялось удивлением и растущим ощущением своей тевтонской правоты. Которая восторжествовала. Вот как все это выглядит в изложении авторов «научной биографии» Ленина, изданной в 1985 году: «Официальные переговоры между представителями австро-германского блока и советской делегацией начались 20 ноября 1917 года в Брест-Литовске и привели к подписанию соглашения о перемирии. 9 декабря в Брест-Литовске открылась мирная конференция, на которой немецкая делегация, сначала лицемерно заявлявшая о своем согласии с основными положениями советской декларации относительно заключения мира без аннексий и контрибуций, вскоре сбросила маску и стала грубо навязывать Советской России грабительский «мирный договор».

Правда, перечень «грабительских условий» немцев в «научной биографии» Ленина дается несколько иначе, чем в школьном учебнике. Здесь указывается, что «под контроль Германии должны были перейти захваченные немецкими войсками Польша, Литва, часть Латвии, Эстонии и Белоруссии». То есть фактически все территории, которые уже находились под ее контролем, как оккупированные немецкими войсками.

Большевики вполне отдавали себе отчет, что заключают мир сепаратный, делают в продолжающейся войне ставку на победу Германии и взамен получают гарантии сохранения за собой политической власти. Чей куш больше? Какими весами не пользуйся, все зафиксируют их полное равновесие. Немцам, благодаря ликвидации Восточного фронта, должно было хватить освобожденных ресурсов, чтобы сломить волю к сопротивлению противника на Западе. Большевикам, избавленным от необходимости вести борьбу с контрреволюцией на оккупированных территориях, должно было хватить ресурсов для удержания власти в пределах Центральной России, в крайнем случае, в Петрограде и Москве.

Ленин придумал эту сделку, и оказался едва ли не единственным в большевистском руководстве, кто знал ее подлинную цену.

Эстет Троцкий

В отличие от Ленина, многие вожди были людьми более принципиальными. Одни не хотели начинать святое дело всемирного освобождения пролетариата сговором с его злейшим врагом — германским милитаристским империализмом, другие предлагали повести с ним революционную войны, которую подхватят трудящиеся на Западе. А Троцкий, часто имевший отличное от всех мнение, не подчинился Ленину, заявил, что Советская Россия от подписания «аннексионистского договора» отказывается, но войну прекращает и полностью демобилизует армию.

Троцкий считал, что немцы больше не способны к наступлению вглубь России, поскольку у них возникли серьезные проблемы и на уже оккупированных территориях, и в самой Германии. Тем более, что для создания революционной армии возможности у большевиков тоже не было. Оставалось только распустить армию, надеясь, что отпущенные на свободу озлобленные фронтовики окончательно ликвидируют остатки прежней государственности за пределами российских столиц.

Лев Троцкий.

В отличие от прагматика Ленина, Троцкий был эстетом. Ему хотелось, чтобы мировая революция, открывавшая подлинную историю человечества, начиналась красиво. Но немцы были не меньшими прагматиками, чем даже сам Ленин. Как только мирные переговоры в Брест-Литовске были прерваны, а заключенное ранее перемирие разорвано, Германия, освобожденная от своих обязательств перед большевиками, начала новое наступление в Прибалтике. В течение недели немецкие войска оккупировали Эстонию. От революционного Петрограда оставалось всего ничего – 150 километров. Спастись можно только немедленным замирением.

Представляется уместным хотя бы коротко охарактеризовать и обстоятельства политического проекта большевиков, известного под названием Брестский мир и грабительские условия» навязанные в Бресте Советской России. Декрет о мире, оглашенный Лениным на втором Всероссийском съезде Советов 26 октября был сильным в пропагандистском плане документом. Его все встретили с восторгом — бросали в воздух шапки, бескозырки и «чепчики», стреляли от радости из винтовок. С показным миролюбием — вверх. Еще бы: «Этим декретом Советская власть предлагала всем воюющим народам и их правительствам начать переговоры о справедливом, демократическом мире, без аннексий и контрибуций. Всем воюющим странам предлагалось немедленно заключить перемирие на три месяца, в течение которых должны быть закончены переговоры о мире».

То есть конфликтующие страны со всем усердием три с лишним года уничтожали миллионы людей, разрушали целые города, порушили мирную жизнь на огромных территориях, а теперь, будьте любезны — признайте свою взаимную вину и покайтесь перед миротворцами — российскими большевиками. Точнее, перед Лениным, который считает себя уполномоченным всего трудящегося и эксплуатируемого народа. Он же, хладнокровно объявивший войну грабительской и империалистической, обещавший превратить ее в гражданскую войну европейских пролетариев против своих «буржуазных правительств», совершивший государственный переворот в России. А став узурпатором власти, выступает миротворцем и верховным обвинителем всех правительств и государств.

Откровенная наглость

Откровенная, надо сказать, наглость. Россия на самом деле устала от войны, революционный выход из нее оказался еще хуже ее начала. Общество раскололось и не приняло условия социального перемирия, выдвинутого большевиками. Гражданская война оказалось обычной смутой, но еще более жестокой и беспощадной ввиду массовости сознательных и невольных ее участников. Большевики пытались подвести под свои военно-политические импровизации теоретическую марксистско-ленинскую базу, но эта попытка осталась незавершенной, несмотря на усилия нескольких поколений ангажированных советскими и постсоветскими интерпретаторами.

Э. В. Козлов «Первый ленинский декрет», 1977 г.

Поэтому единственным несомненным достижением Брестского мира, на чем настаивал и сам Ленин, оказалась «временная передышка» на фронте, благодаря которой большевики сохранили власть. Так сказать, пожертвовали частью ради целого, поступились честью в пользу выгоды.

Совершенно по-иному ситуация выглядела из Берлина. Германия, идя на заключение мира с большевиками, выводила Россию из игры на своих условиях. Она чувствовала себя победительницей на восточном театре и не собиралась проигрывать войну вообще. На правах победительницы она потребовала от России столько, сколько, как ей представлялось, потребуется для успешного продолжения войны на Западе.

Окончательное решение «большевистского вопроса» в свою пользу, к актуализации которого приложил руку немецкий генштаб, явно откладывалось «на потом». Время идеологических войн (на уничтожение) еще не наступило, но случившееся можно было рассматривать как определенную прелюдию. Кайзер отнюдь не собирался вытеснять русских за Урал, завоевывать «жизненное пространство» для немецких колонистов. Просто из рук большевиков он получил, возможно, немного больше того, что рассчитывал получить от побежденной России, сохрани она свой политические и государственный строй.

Впоследствии оказалось, что Германии полученного не хватило не только для победы над Антантой, на стороне которой в конечном итоге вступили в войну и США, но и для сохранения своего государственного строя. На смену монархии пришла демократическая республика. Ущерб, который потерпела Германия, оказался непосильным и для союзных с ней Австро-Венгрии и Турции, последних классических империй в истории человечества.

Благодаря немецкой подачке (по-иному трудно назвать, выторгованное Лениным перемирие) большевикам удалось сохранить и упрочить свою власть практически на всей территории бывшей империи. Но главный их проект, мировая революция, остался неосуществленным. Как оказалось, большевики недооценили волю «исторически отживших классов» к сопротивлению, но катастрофически переоценили мотивацию к борьбе пролетарского класса. Уготованная ему роль гегемона мировой революции, подробно и убедительно прописанная в ленинском сценарии, оказалась несыгранной. По всем параметрам требовался исторический герой, но его роль пришлось играть заведомым статистам.

К сожалению классиков-теоретиков, социализм объективным ходом истории был низведен до уровня локальной, провинциальной аномалии, но тем больший вред он нанес стране по своему месту рождения — России.

По поводу Брестского мира Ленину пришлось давать объяснения своим же товарищам по партии, но откровенный провал пришлось списать на правительства стран Антанты. Большевики неоднократно обращались к ним с предложением совместно приступить к переговорам с Германией и ее союзниками о заключении мира, которое, естественно, было категорически отвергнуто. По этой причине Ленин, никогда не испытывавший сложностей с аргументацией даже очевидных своих нелепостей, в привычном залихватском духе заявил: «Именно англо-французская и американская буржуазия не приняла нашего предложения, именно она отказалась даже разговаривать с нами о всеобщем мире! Именно она поступила предательски по отношению к интересам всех народов, именно она затянула империалистическую бойню! Именно она, спекулируя на то, чтобы снова втянуть Россию в империалистическую войну, отстранилась от мирных переговоров и тем развязала руки столь же разбойническим капиталистам Германии, которые навязали России аннексионистский и насильственный Брестский мир».

Легкое отношение к международной политике

Легкое отношение к международной политике, к войне и миру как инструментам для достижения глобальной цели, в момент подготовки германо-советских переговоров стало только прелюдией к экспансии большевиков в Европу, которая последовала после поражения Германии. И начиналась она с оккупации (восстановления-установления Советской власти) на территориях империи, которые обрели или восстановили государственность в ходе Великой войны или по условиям Брестского мира.

Природа не терпит пустоты – на обломках империй возникли новые независимые государства, которые на самом деле хотели обрести независимость, претендуя на роль субъектов послевоенного мироустройства. И это на самом деле означало бы заключения «мира без аннексий и контрибуций», по реализованному праву наций на самоопределение.

Беда в том, что Ленин провозглашенные принципы относил на счет неизбежных пропагандистских трюков, благодаря которым новые независимые государства становятся субъектами международной политики временно. До близкой мировой революции. Если правительства этих государств от такой перспективы отказывались, то объявлялись буржуазными, подлежащими свержению.

Так или иначе, но через год после октябрьского переворота Советская Россия получила совсем других соседей, чем были прежде у царской России, и почувствовала себя вытесняемой на геополитическую периферию. Теперь Россия граничила не с Германией и Австро-Венгрией, а с Финляндией, Эстонией, Латвией, Литвой, Польским, Украинским и Белорусским государствами.

Судьбы их сложились по-разному…