Сергей ПИНЧУК: «Непонимание сути предпринимательской деятельности привело к расцвету в Беларуси технологий вывода бизнеса в серую зону»

В Беларуси самый консервативный по европейским меркам закон о банкротстве. Да, он позволил избежать рейдерских захватов предприятий, но и не стал инструментом отбраковки неэффективных предприятий, чему, по сути, и должен служить. Стоит ли ожидать изменений в практике работы института банкротства в стране в ближайшее время?

Об этом – в интервью БЕЛРЫНКУ антикризисного управляющего Сергея ПИНЧУКА.

Сергей Пинчук

За десять лет С. Пинчук провел около 200 процедур банкротства, имеет успешный опыт проведения санации предприятий. С ним обозреватель издания пообщалась в кулуарах Первого белорусского форума об антикризисном управлении и банкротстве, который прошел в Минске 16 февраля.

— Сергей, эксперты отмечают, что основная проблема белорусского закона о банкротстве в том, что практика его применения в отношении госпредприятий и частного бизнеса абсолютно разная. Вы согласны?

— Табу на банкротство госсектора в Беларуси нет. Формально санация госсектора и санация частного сектора юридически также не различаются. Закон для всех один. Но практика применения закона отличается. На практике мы имеем очень сложную систему вхождения госпредприятия в банкротство…

— Кстати, ваш коллега на форуме рассказывал о практике санации госпредприятия. И он сделал следующий вывод: правильно, что при проведения этой процедуры в приоритет возвели социальные аспекты.

— Коллега говорил о предприятии, которое расположено в деревне и на котором работает 200 человек. А вот у другой коллеги, антикризисной управляющей, есть госпредприятие в центре Минска и там 300 человек работает. Так вот, предприятие в Минске мы безболезненно закрываем и не замечаем, а вот в деревне тянем, тянем и тянем – потому что там других вариантов нет.

— Это управляющему — спасибо, что тянем?

— При проведении процедур экономической несостоятельности предприятия без антикризисного управляющего сегодня не обойтись.

— Означает ли это, что управляющий, санировавший предприятие в деревне, оказался более профессиональным, чем в Минске?

— Дело не в этом. Если смотреть с экономической точки зрения, то закрывать нужно оба предприятия. А если исходить из социальной составляющей, то, понятно. предприятие в деревне мы не закроем, — будем его стимулировать, накачивать, накачивать, накачивать… Проблема лишь в том, что экономика от этого лучше не станет.

— В правительстве вроде бы уже тоже понимают, что некуда деваться — надо отбраковывать неэффективные предприятия.

К этому все и идет. Сегодня в Беларуси государство является собственником 70% активов. И пока у государства есть внешние источники шальных денег, оно получает эти деньги, затем перераспределяет, директивно кредитует потенциальных банкротов. А когда запустят руку в карман руку, а там – лишь на донышке что-то болтается, вот тогда и придет понимание: хватит тянуть эти предприятия (20 лет это делали – и безрезультатно), хватит прикрываться разговорами на социальную тему. Если бы эти предприятия 20 лет назад закрылись, то сразу ситуация была бы хуже, но сегодня на месте их были бы совсем другие предприятия, и люди не получали бы зарплату в 100 долларов.

Думаю, ликвидация неэффективного 70% навеса в экономике вынудит создавать условия для бизнеса не на бумаге, не на словах, а де-факто.

— Время пришло?

— Полагаю, что понимание есть. Да, страшно, если ты 20 лет существуешь в одной парадигме, а сейчас все вроде идет к тому, что надо жить иначе.

— В Беларуси подготовлен новый законопроект о банкротстве (правда, он внесен на рассмотрение депутатов еще 31 декабря 2016 года и пока даже не рассмотрен в первом чтении). Он изменит сложившуюся практику?

— Сложно сказать. Потому что закон по духу направлен как бы на санацию, однако инструментов восстановления платежеспособности или смены собственника нет. Ведь речь не идет о том, что надо закрывать предприятие, продавать станки, рушить стены и разгонять людей. Речь о том, что неэффективного собственника должен и может сменить собственник эффективный.

К примеру, у меня сейчас в управлении две процедуры санации. И в одной, и во второй санация будет проходить не за счет того, что предприятие быстро получит прибыль, — им по 100 лет нужно работать, чтобы тот размер долгов, которые они накопили, закрыть за счет прибыли. Они будут санироваться за счет того, что на этих предприятиях мы будем менять собственников. И новый собственник должен вывести предприятие на прибыльную работу.

— Антикризисному управляющему такие полномочия даны?

— Эти полномочия даны ему законом. Но, кстати, не управляющий принимает такое решение – хочу заметить, что у нас достаточно сложная процедура принятия решений в отношении процедур проведения банкротства. Но если мы говорим о госсекторе, то это и есть тот механизм, который сегодня просто необходимо запускать. Или страна говорит: у нас есть деньги подпитывать всех и дальше, а если их нет, — давайте управлять по-другому.

К счастью, мы чувствуем, что за последний год нам удается донести до чиновников наше представление и понимание, как должен на практике работать закон о банкротстве. И это не только видение юристов и антикризисных управляющих. Ведь мы работаем в общей бизнес-парадигме. Но мы первыми ощущаем те проблемы, который испытывает на себе бизнес. Ибо в кризисной ситуации бизнес к нам приходит, – им некуда больше идти. Не пойдет же предприниматель в исполком с протянутой рукой: дайте денег. У него даже мысли такой не возникнет. Он придет ко мне и скажет: мне надо или ликвидироваться или что-то предпринимать, — подскажите.

Поэтому в основе законодательных реформ – реальная экономика. А в Беларуси мы видим стагнацию на протяжении 3 последних лет, минимальный рост по итогам 2017 года. Новый закон о банкротстве не может проигнорировать эти тенденции.

— В своем выступлении на форуме вы сказали, что в 2018 году ожидаете снижения количества банкротств в Беларуси. Чем это обусловлено?

— Считаю, что на это повлияют принятые решения по раскрепощению бизнеса и изменению экономической парадигмы.

Декретом № 7 «О развитии предпринимательства», который вступает в силу с 26 февраля 2018 года, предусмотрена новая парадигма субсидиарной ответственности. Она предполагает необходимость доказать виновный умысел должника в доведении предприятия до банкротства. То есть, теперь субсидиарная ответственность должна применяться лишь в том случае, если экономическая несостоятельность субъекта была вызвана умышленными действиями виновных лиц.

Как следствие, в 2018 году количество дел о банкротстве в Беларуси может снизиться в пределах 10-20%. Отчасти это объясняется также некоторым оживлением экономики. Но в большей степени — отменой стрессового фактора, заставляющего должников бежать в суд с заявлениями о банкротстве под угрозой пропуска срока и наступлением автоматической субсидиарной ответственности в будущем. Ведь ранее много заявлений о банкротстве направлялось из страха не сделать это своевременно, ибо в противном случае в отношении собственников бизнеса автоматически следовала субсидиарная ответственность.

— На ваш взгляд, почему власти вынуждены были изменить подходы к субсидиарной ответственности?

— Складывавшаяся в последние два года практика привлечения к субсидиарной ответственности привела к тому, что иностранные инвесторы просто разворачивались и уходили из Беларуси. Это — реальная проблема. Люди просто недоумевали: как, я рискую своими деньгами, а если что-то не получится, я буду еще и своим кошельком отвечать?

Вторая сторона этой проблемы. Реализации законодательных норм о субсидиарной ответственности привела к тому, что бизнес стал искать серые ниши. Любой, даже мелкий предприниматель, начал искать деньги, чтобы назначить директором белорусской фирмы какого-нибудь гражданина России, прописанного где-нибудь в Якутске (так называемые номиналы).

Чем это обернулось на практике? Экономика начала уходить в серую зону. Реальные, живые бизнесы начали прятаться в серую зону – даже те, которые не собирались это делать. Но они понимают: гарантий, что если ты займешься бизнесом и не прогоришь, нет Вероятность того, что не прогоришь, всего несколько процентов. И при этом им говорят: люди, если вы прогорите, то до конца жизни останетесь обязанными лицами…

Катастрофический парадокс: непонимание сути предпринимательской деятельности привело к тому, что у нас пышным цветом расцвели технологии вывода бизнеса в сторону.

— Вы не сгущаете краски?

— Это — реальная катастрофа. Но, вероятно, власти это поняли, коль президент внес эту норму в декрет.

— Она действительно изменит ситуацию?

— Да. Теперь собственники бизнеса будут отвечать за конкретные, виновные, умышленные действия. Если, условно говоря, до вчерашнего дня они отвечали только потому, что долг образовался, невзирая на причины образования этого долга, то теперь необходимо будет доказывать: этот человек либо украл, либо умышленно вывел деньги, чтобы не платить кредиторам.

Но в таком подходе нет ничего нового. На самом деле, мы вернулись к практике трехлетней давности. Три года назад мне нужно было писать иск в суд и доказывать вину человека. Но в какой-то момент практика поменялась, и мне достаточно было направить «шаблончик» в суд, и суд иск удовлетворял.

Подчеркну: сегодня мы вернулись к нормальной практике. Мы боялись того, что маятник качнется в противоположную сторону — то есть, раньше всех можно было привлечь, а сейчас никого нельзя будет привлечь. Считаю, что сейчас заявлено равновесное состояние этого маятника.

— Инвесторов такое решение удовлетворит?

— Да. Так во всем мире. Мы ничего нового здесь не изобрели. Мы всего лишь вернулись к нормальной практике. И это — не либерализация, а всего лишь нормализация.

— Но, согласитесь, важнее правоприменительная практика этой нормы.

— Да, это так. Пока я оптимистичен — исходя из того, что слышу в судах и читаю на бумаге. Со стороны предпринимательского сообщества мы слышим: президентским декретом оформлен политический заказ, и суды должны будут придерживаться стратегии, предусмотренной декретом в отношении субсидиарной ответственности. А как будет складываться практика, — время покажет.

Для справки
В Беларуси 2/3 всех заявлений кредиторов об экономической несостоятельности должников инициируют налоговые инспекции и иные государственные органы. Сейчас в стране насчитывается около 3,4 тыс. неплатежеспособных субъектов хозяйствования, из них 93% — частной формы собственности. Большая часть неплатежеспособных организаций — 64% от всего количества – находится в Минске и Минской области.
При этом около 2,67 тыс. субъектов признаны банкротами с ликвидацией. Санация проводится на 123 предприятиях. В том числе более 100 процедур – это санация сельскохозяйственных предприятий, директивно направленных в процедуру экономической несостоятельности (в отношении их термин «санация» означает, по сути, беспроцентную отсрочку долгов на 5 лет).
В Беларуси сейчас — около 400 антикризисных управляющих, из них около 100 – аккредитованные государственные управляющие.