Помещик в подчинении у своего приказчика

Александр Лукашенко не так давно посетил Белыничский район, и увидел, что территориальная единица недостаточно быстро и эффективно развивается. После этого государственный визитер, по традиции, жестко раскритиковал районную и областную власть, и тех минских чиновников, которые несут персональную ответственность за успехи региональной экономики.

Столь же традиционно он призвал всех ориентироваться на успехи колхоза «Родина». А чтобы движение не оказалось односторонним, Лукашенко попросил председателя колхоза Александра Лапотентова помогать председателю райисполкома «в развитии района и организации прибыльных производств».

То есть призвал к сотрудничеству начальников и подчиненных. При этом и сам Лукашенко не самоустраняется от этого конкретного дела: «В чем-то мы поможем, но не рассчитывайте, что сюда кто-то что-то будет вваливать: у нас достаточно направлений, где мы вваливать должны и видеть будущее, перспективы».

Иными словами, руководитель государства готов «вваливать» только в «бизнес-планы», которые обеспечивает быстрые и большие барыши. Как сказал бы известный российский политик: «Денег нет, но вы держитесь!». А после, паче чаяния, разбогатеете, мы и вам, и себе окажем помощь.

И всегда при всякой власти, под любым режимом, культом и культиком, создавались «колхозы-миллионеры», «маяки» в каждом районе, образцовые хозяйства, которые должны были звать народ в светлое будущее.

Разумеется, самое активное участие в этом принимали писатели, художники, актеры. Все они всегда оставались ангажированными государством, все обязывались в творчестве следовать канонам метода соцреализма, в изменяющихся условиях социального общежития. Очень многие люди искусства питают и питаются от этого любимого властями творческого метода, заваливают страну «политпопсой», в чем, безусловно, лидирует БТ.

Что говорить, если Хрущев, выступая против поиска художниками новых художественных форм, развенчавший Сталина, заявлял: «В вопросах искусства я сталинист». А у нас кокетничают со Сталиным.

Сталинизм в экономической судьбе страны — это ликвидация нэпа. Прежде всего, коллективизация, которая, выражаясь символически, позволила власти восстановить крепостное право для крестьянства. В новейшей истории это не удавалось ни одному из властителей. Тем более, что страна оставалась аграрной, в которой сельское население абсолютно преобладало и по этой причине сопротивлялось.

Сталин победил, заслужил статус самого главного тирана современности, утвердившегося  в должности главного и единственного друга народа. Всякий иной человек при этом становился потенциальным врагом.

Но что в итоге? Зинаида Гиппиус написала по свежим следам «октябрьского переворота» стихотворение «Веселье». Стихи начинаются словами: «Блевотина войны — октябрьское веселье!». Завершается пророчеством: «…И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, народ, не уважающих святынь».

В большевистской России стихи великой поэтессы запретили ввиду ее органической ненависти к ней. Но пророчество одни запомнили навсегда, а другие, не зная ничего, ни о Гиппиус, ни о ее стихах, чувствовали, что реальная жизнь расходится с идеалом. То есть, научная теория не находит практического подтверждения, превращается в утопию. Народ на самом деле не обрел свободы, а живет, как и предрекала поэтесса, в хлеву и фактически по-скотски.

Вот это и есть сталинизм в искусстве.

Любая «мыльная опера» гиперболизирует человеческие чувства. Любовь, коварство, добро и зло. Причем очевидное зло буквально терроризирует всех положительных героев в продолжение всего действия, которое, наконец, завершается наказанием разоблаченного зла. Наступает катарсис, очищение искусством измученной души.

Все правильно. Но от постоянного форсирования чувств, всякая мыльная опера из метафоры трансформируется в гиперболу, и не может больше указывать детям нормы положительного поведения, а взрослых предостерегать от необдуманных поступков.

Все уже устали от того, что сам белорусский телеэфир изрядно «замылился». Главная эфирная идеологическая служба постоянно упрекает всех в лености и неумелости, требует «трудиться еще лучше», но, при этом, ни экономика хозяйства, в котором все поневоле участвуют, не растет прибылями, ни сами они не обеспечивают себе «достойные» заработки.

И так уж получается, что руководитель государства, о какой бы хозяйственной проблеме он ни говорил, почти всегда начинает с обвинения всех в нерадивости, с наказания виновных в упущениях. Часто справедливо, поскольку в ненормальных условиях, которые не позволяют людям своим трудом полностью удовлетворять свои материальные потребности, они пробуют удовлетворить их в частном порядке, почти всегда незаконно. Чтобы оздоровить ситуацию, надо изменить сам механизм управления и отношение к собственности, в результате чего участие государства уменьшится до оптимального минимума, необходимого для эффективного самоуправления частных субъектов экономики. Это не только фермеры, которые более других самостоятельны в своей деятельности, но и так называемые СПК (сельскохозяйственные производственные кооперативы), по сути, частные, но фактически подчиненные и Минсельхозпроду, и, непосредственно, местной вертикали.

К слову, к кооперативам (сельскохозяйственным артелям) первоначально относились и колхозы, которых уже изначально подчинили выполнению государственных планов, ликвидировали их право свободной продажи своей продукции на рынке.

Государство установило для них свои собственные, выгодные себе закупочные цены. Если бы этого не было, возможно, колхозы со временем набрали бы экономический вес подобно кооперативам-кибуцам в Израиле. Но колхозы превратились фактически в государственные предприятия, которыми управляет не формальное избираемое колхозниками правление, а государственные и партийные, в прежние времена, органы. А ныне в Беларуси — «вертикальные». Можно сказать, что колхозы стали совхозами, точнее, госхозами.  По тогдашним представлениям, поменяли колхозно-кооперативную форму собственности на государственную, «общенародную» форму собственности.

Учитывая, что одно время руководитель государства руководил именно совхозом, то, имея, видимо, свое представление о должном и сущем, он реформировал и модернизировал сельское хозяйство по этому образцу. То есть превратил отрасль в государственный трест, который работает по унифицированным государством требованиям.

У нас принято председателей колхозов называть «красными помещиками». В качестве художественного образа годится. В социально-экономическом смысле — нет. Вспомним гоголевских помещиков из «Мертвых душ», которых по своим коммерческим делам посещал Чичиков: Манилов, Коробочка, Ноздрев, Собакевич, Плюшкин. Они все сами разные, у них совершенно разные крестьяне, самые различные хозяйства и различные результаты их деятельности. Каждый из них мог разориться, мог разбогатеть.

Если бы председатели колхозов были помещиками, то и колхозы были бы разными. Но председателей объединяло бы то, что они могли встречать хлебом солью любого понравившегося хозяину случайного симпатичного человека, и отказывать в приеме любому несимпатичному чиновнику, пусть даже губернатору.

С другой стороны, и губернатор не мог нагрянуть в гости какого-нибудь Собакевича, и учить его способам эффективного ведения его поместья.

Вот и выходит, что единственным помещиком у нас является руководитель государства. Но что такое помещик, и кто может быть помещиком, на этот вопрос в рассказе «Утро помещика» ответил Лев Толстой. Оказывается, если поверить классику, то и руководитель нашего государства может быть только приказчиком. Правда, главным приказчиком.

А помещиком может быть только народ, который попал в подчинение своему приказчику.