Объединение Германии: много сделано, но многое еще предстоит

История и современная жизнь демонстрирует образцовые примеры поведения граждан, общества, государства, которые достигли замечательных успехов. Допустим, немцы, которые плодотворно поработали над воссоединением страны, 3 октября отпразднуют 30-летие исполнения своего замысла. Именно этот октябрьский день был выбран для национального праздника, единственного отмечаемого на федеральном уровне как День германского единства по Договору между ФРГ и ГДР, подписанного 31 августа 1990 года.

А ГДР было жалко

Как быстро летит время, как неумолим его ход. Ведь очень многие ничего не помнят о существовавшей 30 лет назад Германской Демократической Республике. Она была очень похожей на каждую из советских Союзных республик. В представлениях советских людей ГДР была образцовым социалистическим государством, хотя она только строила развитой социализм, а в СССР такой социализм был уже построен. Он забуксовал на непосредственном переходе к коммунизму. А успехи ГДР, «первого на немецкой земле государства рабочих и крестьян», не давали окончательно умереть надеждам советских людей на светлое будущее.

В 1990 году в СССР с надеждами было, в основном, покончено. Причем многие советские люди нисколько не горевали о судьбе своей страны. Не горевали о судьбе Польши, правительство которой, как писали в советских газетах, подвергло свое население жесткой экзекуции во время так называемой шоковой терапии. Но о ГДР, которая объединилась с ФРГ в одну страну, беспокоились – как ее плановая социалистическая экономика впишется в рыночную?

Она и не вписалась совсем, хотя сегодня это интересует больше историков. И, возможно, современных белорусов. Даже больше, чем историков.

Каждый день, который проходил после объединения, показывал, что экономика ГДР подлежит слому. Причем считалось, что максимальные темпы демонтажа обещают максимальные шансы на успех. По мере углубления в тему формировался алгоритм, который доказывал, что в случае стремительных и масштабных преобразований намного сокращалась продолжительность болезненного периода разрыва связей государства и экономики, что обеспечивает гарантии от застоя и возврата к прежнему положению дел. Отсюда приоритетной стала идея, что работать следует не столько над преобразованиями, способствующими экономическому росту, сколько над созданием принципиально нового народного хозяйства и столь же отличной от прежней общественной системы.

Предприятия разваливались сами

В свою очередь, политическая основа предстоящей трансформации определилась самим фактом воссоединения страны, вследствие чего не понадобилось создавать специальную для Восточной Германии правовую базу. На нее в полной мере распространилось общефедеральное законодательство, специальные же подходы потребовались лишь для проведения приватизации. Эта работа была поручена специально созданному ведомству – «Treuhand», работа которой заключалась в инвентаризации «народного имущества» и предпродажной его подготовке. В результате заведомо неподъемные предприятия продавались любому инвестору, готовому заплатить большие деньги или доказавшему свои возможности эффективно им распорядиться по символической цене, например, в 1 марку.

Принципиальным было то, что никто не собирался тратить деньги на поддержание конкурентоспособности восточногерманских предприятий, которые, столкнувшись с западными конкурентами на своем собственном рынке, буквально развалились. Можно ли сделать по-иному – вопрос риторический. Важно лишь то, что в скором времени на Востоке появились новые виды экономической деятельности, и доминирующими стали силы роста, а не распада.

Первоначальный большой рост

Лучшим доказательством правильности этого курса стал достигнутый рост новых производств – с базисного уровня 1991 по 1995 год в среднем по 8% ежегодно. Первые признаки оживления, ставшие устойчивой тенденцией, проявила строительная отрасль в ответ на потребности в санации государственной инфраструктуры, вызванной нехваткой производственных помещений для новых видов деятельности. Попутно сформировалась необходимость ликвидации многолетней нехватки жилья, но которую отрасль отреагировала совершенно адекватно, увеличив предложение своих услуг.

Разумеется, без государства в этом деле обойтись было невозможно. Оно содействовало установлением льгот на амортизационные отчисления, выделением и привлечением инвестиций, оформлением налоговых льгот и – в сфере государственной инфраструктуры – предоставлением заказов бизнесу. Но, видимо, приоритетным стал рост спроса на строительные услуги в бывшей ГДР, который мог быть удовлетворен только за счет создания новых мощностей восточногерманской строительной индустрии.

«Деиндустриализация» и «реиндустриализация»

Примерно такая же ситуация сложилась и в сфере производства услуг, распространившей активность и на промышленное производство в целом. Первоначальное сокращение его общего объема производства было вызвано массовой санацией прежних VEB (Volkseigener Betrieb – «народное предприятие»), государственных промышленных и коммунальных предприятий, аналогичных по своему правовому статусу предприятий в СССР. Они были базовыми единицами централизованного планирования и управления экономикой и (по закону) являлись народным достоянием, принадлежавшим государству, продажа которого частным лицам запрещалась. В 1989 году на народных предприятиях было занято 79,9% всего трудоспособного населения, что в принципе соответствовало структуре занятости в тогдашнем СССР.

С началом приватизации к новым собственникам бывших «народных предприятий» претензии предъявил рынок, который непосредственно столкнул в конкуренции на новых землях продукцию западных и восточных фирм. В победе «западников» над «восточниками» никто не сомневался, что отразилось и в статистике — с 1990 по 1993 год общий объем бывшей социалистической промышленности сократился на 40%. А в отдельных отраслях и более.

В экономике случаются чудеса, но никто не мог удивляться единодушию, с которым восточные немцы отказывались от автомобилей собственного производства в пользу западногерманского авто. И тем самым фактически разоряли автозаводы, на которых они же и работали. Точнее, теряли свое рабочее место. Еще точнее, общество отказывалась его оплачивать.

Делать, так делать, не делать, так не начинать. Немецкое общество согласилось на приватизацию восточноевропейской экономики ради трансформации ее в рыночное народное хозяйство, основанное на частной собственности. Разумеется, после этого общество не отмахнулось от экономики, но главными его субъектами стали частные собственники заводов и фабрик. Они занялись перепрофилированием производств, инвестированием в свои предприятия, организаций производства конкурентоспособной продукции, завоеванием прочных позиций на традиционном рынке и ориентацией на новые, созданием новых производств. Надо сказать, что для сторонних наблюдателей этот процесс выглядел как безумство, как сугубое разрушение, как «деиндустриализация», и они просмотрели момент, после которого началась «реиндустриализация».

Начиная с 1994 года, модернизация начала приносить свои плоды, когда рынок ощутил появление принципиально новой промышленности, принципиально отличной от той, которую пришлось сломать. В результате экономического отбора в работе остались прошедшие санацию предприятия, появились новые и эффективные, и с «социалистической экономикой» было покончено. Шансы на формирование и развитие получили предприятия и отрасли, для которых имеются условия, позволяющие сохранять конкурентоспособность на рынке.

Снижение рисков и угроз

Иными словами, структуру экономических преобразований следует рассматривать как тождественную задаче снижения рисков и угроз потере конкурентоспособности в народном хозяйстве. На этой основе сформировался критерий оценки экономического роста, позитивный для того случая, когда он имеет «саморазвивающийся» характер, когда он может продолжаться на базе достаточной конкурентоспособности без особой помощи со стороны государства.

Разумеется, реальная картина отличалась от теоретических представлениях о ней, не во всем она подчинялась проводимой экономической политике, но, в общем и целом, сами немцы происходящее оценивали положительно. Так, осуществить трансформацию экономики Восточной Германии без государства было невозможным. Но эта помощь расценивалась как обычная компенсация более низкой инвестиционной привлекательности — это части воссоединенной части страны. Огромные государственные и частные инвестиции с Запада на Восток, с одной стороны, провоцировали горячие дискуссии общественности старых и новых земель, но консенсус возникал на основе осознанной необходимости издержек для возрождения Германии. Для этой цели требовалось необходимые и достаточные, но разумные вложения потому, что достижение конкурентоспособности является первостепенной задачей бизнеса, условия для которого создает государство.

Классика со спецификой

Опыт стремительной трансформации ГДР можно было бы считать классическим, если бы он не определялся именно немецкой ситуацией. Во-первых, это политическое объединение страны, которое совершилось вокруг демократических ценностей. Благодаря этому неактуальным оказалось сопротивление сил, которые хотели бы сохранить социализм. Во-вторых, сразу же после объединения жители ГДР проснулись в стране, в которой заработало законодательство, специально подготовленное для рыночной экономики. В результате все, кто хотел сохранить себя в качестве субъекта экономики, получили для своей деятельности апробированные, проверенные и единые для всех правила игры. В-третьих, экономика Западной Германии к моменту объединения находилась на вершине своего «капиталистического» развития, страна имела возможности стать главным интегратором Европы, и начинать приходилось именно с ГДР.

И здесь возникло множество проблем, которые потом в больших масштабах повторились во время европейской интеграции. Так, экономика бывшей ГДР часто отказывалась воспринимать крупные инвестиции, которые не приносили быстрой и адекватной отдачи, вопреки ожиданиям, не повышали деловую активность, а снижали ее. Тормозили развитие та же низкая производительность труда, низкая конкурентоспособность продукции и устаревшая структура производства.

В иллюстративных целях СМИ в то время приводили множество примеров усиливающейся социальной дисгармонии, провоцируемой реформами. До объединения страны, как писал журнала Fokus, горняки медных рудников в Сангерхаузене считались привилегированными работниками. В лучшие годы здесь трудилось 48 тысяч высокооплачиваемых горняков и имеющих преимущество при распределении дефицитных товаров. Но в 1990 году нерентабельные шахты были закрыты, и экономика региона встала – уровень безработицы в округе Гарцфорланд достиг 28,8% — до абсолютного федерального рекорда.

На западе рост, на востоке рецессия

Но ведь государство принимало на себя обязательства по смягчению и, в перспективе, устранению различий двух принципиально разных экономик и обществ. Но между ними возникали новые противоречия. Так, на Западе конъюнктура рынка труда стала постепенно улучшаться, а в новых землях ухудшаться. И если крупные западные фирмы заявляли о намерениях наращивать объемы производства, для чего создавали 100 тыс. новых рабочих мест, восточногерманские, напротив, декларировали предстоящее вынужденное увольнение 65 тыс. человек.

Немецкая экономика издавна ориентировалась на экспорт, но конкурентоспособность новоземельных фирм оставалась чрезмерно низкой, поэтому их доля в общем объеме экспорта составляла только 5%. А в расчете на одного работника – только от ¼ от вывозимого на Западе. Эксперты считали, что эффективность производства на Востоке не поднимается выше 2/3 от западного уровня. В то же время, правительство обязалось выравнивать уровень заработной платы, причем благодаря колоссальному росту инвестиций на первом этапе преобразований рост зарплаты намного обогнал рост эффективности.

Объединение страны – благородное дело и почетная обязанность всех граждан, но бизнес не может развиваться неэффективно или убыточно. Поэтому многие инвесторы начали отказываться вкладываться в новые земли, выбирая для этих целей такие европейские страны, как Португалия и Греция, где тарифы заработной платы намного ниже, а общий деловой климат стабильнее.

Одни клеют пакеты, другие рвут

Сегодня эксперты относят те затруднения к болезням роста новой экономики, а в те годы первоначальный оптимизм начал уступать место апатии. Например, оказалось, что даже крупнейшие инвестиции лишь на короткое время способны повысить занятость, а затем процесс возвращается вспять. И это напоминает попытку побороть безработицу, заставив одну часть населения клеить пакеты, вторую – рвать из в клочья.

Работникам новых земель требовалась работа, но не бессмысленная, а привлекательная и хорошо оплачиваемая. Всем, всему обществу приходилось делать очень много работ, причем одновременно. Например, к первоочередным задачам отнесли приватизацию в новых землях. Уже к августу 1991 года было приватизировано 3400 предприятий, множество предприятий было просто закрыто, а в 1992 году тему закрыли и саму тему. При этом только в промышленности было ликвидировано 2 млн рабочих мест.  Да, безработица поднялась до небес, но в «деиндустриализованных» землях спрос на промышленную продукцию намного превысил предложение.

Таким образом, на освободившейся площадке стали возникать современные производства, с новыми технологиями, с новой современной продукцией.

Но даже к настоящему моменту, как считают специалисты, полного слияния экономики западных и восточных земель не произошло.  Иными словами, 4/5 наиболее развитой экономики Европы и одной из наиболее развитых экономик мира не может пока полностью «освоить» 1/5 часть – бывшую экономику ГДР.  И речь идет все о том же – об адаптации восточных земель к рыночной модели экономики, об органичном включении «социализма» в «социальное рыночное хозяйство».

В правительстве Германии эти трудности не скрывают. В федеральном «Годовом отчете о германском единстве – 2020» сообщается, что спустя 30 лет после воссоединения страны общество не почивает на лаврах, беспокоясь о неравенстве доходов западных и восточных немцев и ростом правового экстремизма. Хоть много сделано, но многое еще предстоит сделать. Так, констатируется, что за 30-летие показатели восточных федеральных земель достигли 79,1% от среднего показателя по стране, что с 1990 года восточные земли в четыре раза увеличили свою экономическую мощь и теперь их можно сравнить с некоторыми французскими регионами.

И в то же время ни одна из восточногерманских земель еще не достигает уровня самой слаборазвитой западногерманской земли.

По уровню реальных доходов семей отдельные восточные земли не уступают западным. Так, Саксония и Бранденбург догнали Саар, а в некоторых землях и в Берлине коэффициент бедности ниже соответствующего показателя в отдельных западных землях.  Тем не менее, средний уровень доходов в восточных землях составляют только 88,3% от соответствующего показателя в западных землях.

Таким образом, федеральное правительство не говорит о том, что между старыми и новыми землями установлено полное равенство. Но соглашаться с этим можно только с учетом аккуратности, с которой в Германии чиновники относятся к любой статистике, особенно к той, которая непосредственно адресуется обществу и людям.