26.02.2019, 9:50
По соседству со сверхдержавой
Каково быть соседом сверхдержавы? Вопрос неоднозначный. Баланс приобретений и потерь не в последнюю очередь зависит от характера сверхдержавы. Например, Мексика, граничащая с США, научилась извлекать немалую выгоду из такого соседства. Недаром неугомонный президент Дональд Трамп аки лев рыкающий бросается на Конгресс, пытаясь добиться уступок от демократов в вопросе возведения стены на границе с южным соседом.
Свои персональные балансы имеются и у соседей России. Однако, прежде чем их подводить, необходимо разобраться со статусом страны, которая, по мнению американского экс-президента Барака Обамы, «не из-за силы своей, а из-за слабости является угрозой для некоторых своих соседей» и потому свои претензии должна ограничить ролью «региональной державы».
В Кремле с такой ролью, естественно, не соглашаются. Не согласились с ней и участники недавно завершившейся 55-й Мюнхенской конференции по безопасности. В официальном докладе они отметили наступление новой эры соревнования «великих держав» – США, Китая и России.
Впрочем, величие России было оценено исключительно «в качестве разрушительной силы», которая в ближайшие годы продолжит работу в том же направлении, несмотря на международное давление и экономические проблемы.
Баланс приобретений и потерь Беларуси от соседства с Россией не остается без внимания как государственных аналитиков, так и их политических оппонентов. Первым проще: границу анализа им задает глава государства. Это подвижная граница, но если не лезть вперед батьки в пекло, то особых проблем с оценками текущих событий не возникает.
С прогнозами сложнее. Белорусская внешняя политика, как и внешняя политика России, определяется межличностными отношениями первых лиц государств. Она не институализирована. Отдельные реверансы в сторону народа не следует принимать всерьез. В них столько же практического смысла, сколько в 3-ей статье Конституции, согласно которой «Единственным источником государственной власти и носителем суверенитета в Республике Беларусь является народ».
Приведу свежую цитату, позаимствованную из пресс-релиза на сайте president.gov.by: «Мы готовы настолько идти далеко в единении, объединении наших усилий государств и народов, насколько вы готовы. Мы и завтра можем объединиться вдвоем. У нас проблем нет. Но готовы ли вы (россияне и белорусы) на это – вопрос. Поэтому это вам надо адресовать вопрос к себе. Насколько вы готовы, настолько мы и будем выполнять вашу волю. <…> Поэтому готовьтесь вы. В своем сознании, в своем поведении, цели ставьте перед собой. Я имею в виду народы России и Беларуси. А мы будем их реализовывать. Мы ваши слуги (выделено – Ред.)».
Подобная сентенция не отменяет базового принципа «русской власти», сформулированного еще Иваном Грозным (1530-1584): «Жаловать своих холопов мы вольны и казнить их вольны же». В приведенной цитате под холопами следует понимать представителей высшей аристократии. «В Московском государстве, – подчеркивал самый авторитетный российский историк Василий Ключевской (1841-1911), – вольные люди, включая родовитых бояр, при обращении к царю стали называть себя «государевыми холопами», то есть рабами его, обязанными ему либо службой, либо тяглом. Политический порядок был основан на «разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами».
Анализируя своеобразие белорусской и российской моделей, необходимо помнить о размере, который имеет значение. Одно дело, когда протяженность страны с Востока на Запад измеряется сотнями километров, и совсем другое – часовыми поясами. По мнению историка Николая Бердяева, «русская душа ушиблена ширью, она не видит границ, и эта безгранность не освобождает, а порабощает ее».
Безгранность территории затрудняет концентрацию власти в одних руках. Поэтому нет ничего удивительного в том, что «в Кремле есть много башен». Эта особенность «нашей России» постоянно удивляет белорусских переговорщиков, не склонных к проявлению инициативы.
Но сколь значительна не была бы роль первого лица и его ближайшего окружения в управлении государством, вырваться за рамку, установленную обществом и культурой им не под силу. Поэтому предлагаю присмотреться к последним изменениям в российской «рамке».
В январе 2019 г. социологи «Левада-Центра» зафиксировали событие, которое можно смело зачислить в разряд знаковых: впервые с ноября 2013 г. доля пессимистов, согласных с тем, что страна движется по неверному пути (45%), превысила долю оптимистов (42%), придерживающихся противоположного мнения.
На пике «крымского консенсуса» в августе 2014 г. перевес оптимистов над пессимистами был подавляющим – 64% к 22%. На пике был и рейтинг одобрения деятельности Владимира Путина – 88% (64% в январе 2019 г.), который не следует путать с электоральным рейтингом и рейтингом доверия.
Существенное снижение поддержки Путина в обществе, после объявления в июне 2018 г. о старте пенсионной реформы, зафиксировали прокремлевские Фонд общественного мнения (ФОМ) и Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ). В частности, согласно ФОМ, с 10 по 24 июня электоральный рейтинг Путина снизился с 62% до 48%, после чего наступила его стабилизация (45% на 10 февраля 2019 г.).
Вслед за электоральным рейтингом Путина спикировали и рейтинги доверия «государевых холопов». Все логично. Такую зависимость наглядно пояснил в нашумевшей статье «Долгое государство Путина» помощник президента РФ Владислав Сурков: «Различные ветви власти сходятся к личности лидера, считаясь ценностью не сами по себе, а лишь в той степени, в какой обеспечивают с ним связь».
Электоральному рейтингу в 48% позавидует любой западный лидер. Но сравнивая рейтинги наших политиков с не нашими, необходимо помнить, что смысла в таких сравнениях не больше, чем в сравнении теплого с мокрым.
В странах западной демократии рейтинги – оценки результатов практической деятельности политиков, сформированные в условиях непрерывных общественных дискуссий, тогда как среди родных осин рейтинги – выражение иллюзий и надежд, навязанных пропагандой в условиях безальтернативности. Как тут не процитировать сатирика Михаила Жванецкого: «Если у меня в комнате одно окно, то какой у него рейтинг?»
По сложившейся традиции самый короткий путь к повышению рейтинга национального лидера – это маленькие победоносные войны. Спортивные победы, а тем боле образцово проведенные крупные спортивные соревнования повысить рейтинг на статистически значимую величину не в состоянии. Слишком плотен информационный поток, слишком быстро сегодня одно международное спортивное шоу сменить другое «спешит, дав ночи полчаса».
Но маленькие победоносные войны в качестве универсального инструмента сплочения населения вокруг национального лидера своего потенциала не утратили. В 1982 году Британия послала флот за 13 тысяч километров к Фолклендским островам. Результат – 1,5 тысячи убитых с обеих сторон, но рейтинг британского правительства подскочил до самого высокого уровня после Второй мировой войны.
Беларуси такой путь заказан. Размер, как уже отмечалось выше, имеет значение, вот и приходится белорусскому «батьке» поддерживать свой рейтинг «сильной социальной политикой». В этом, пожалуй, и заключается главное отличие белорусской модели от российской. Экономическая статистика прошлого года – наглядная тому иллюстрация: если в России 2018 г. стал пятым годом падения доходов населения, то в Беларуси они выросли на 8%.
Впереди у белорусской модели два года электоральной «вакханалии». Российская модель внешне спокойно и уверенно пролонгировала очередной президентский срок Путина в марте 2018 г. Пролонгация прошла еще «до того», то есть до окончательного распада «крымского консенсуса». Впереди неопределенность. Новая маленькая победоносная война не просматривается, экономика все больше проседает, а средства физической и «законодательной» защиты «Долгого государства Путина» вызывают лишь тихую злобу в народе.
Какие механизмы задействует Кремль для возвращения народной любви, станет ясно в ближайшие два-три года. Но в любом случае они заденут Беларусь, и хорошо если только по касательной.