О выборах не говори, о них все сказано

Если дело относится к местным выборам, то фразу, вынесенную в заглавие моих заметок, можно считать аксиомой избирательного процесса. Слова к этому политическому действу находятся у специалистов, или у общественных активистов и политиков, или у тех людей, которые уверились в совершенство этой процедуры.

Например, известный многим чиновник, общественный и политический деятель Геннадий Давыдько изложил свое мнение по этому поводу забавным образом. Мол, наши люди так устроены, что, если в обществе все хорошо, они успокаиваются и теряют активность. А сегодня именно такой момент — белорусы, убаюканные ощущением стабильности, монолитности и покоя, поддаются на манок: зачем голосовать, ведь и без того все проголосуют.

Как положено.

О роли статистики

Вот таким способом г-н Давыдько пробовал оправдать  малую активность избирателей, помочь в этом деле ЦИКу и ее председателю, но там в услугах посторонних и заинтересованных не нуждаются. Выступая перед журналистами, Лидия Ермошина выразила удовлетворение завершившейся кампании. Она оказалась результативной, более демократичной по условиям предыдущей, явила миру более интересный сценарий выборов. «По крайней мере, в Минске».

У г-жи Ермошиной нашлось еще множество интересных и специальных слов о кампании, которая «существенно обогатила правоприменительную практику организации и проведения выборов». Как бы возражая г-ну Давыдько, по ее мнению, избиратели «скорее интересуются выборами, чем проявляют пассивность». Тем более, что официальная явка избирателей составила 77,23%, все местные советы избраны.

Как в этой связи не вспомнить слова руководителя государства, обращенные к милиции, которая, впрочем, исполняет хоть и подчиненную, но исключительную роль в описываемом мною политическом процессе. Стоит, например, милиционер с заготовленной репликой «чего изволите, гражданин», но каждый понимает, что перед ним герой, способный довести эпизод до кульминации всего действия. По первому свистку начальства. Так вот, Александр Лукашенко засомневался в объективности ведомственной статистики, предположил, что ее данными манипулируют. Мол, официальные цифры показывают, что преступность за год снизилась на 7,1%: «Может, у нас скоро вообще преступности не будет?».

Правда, Лукашенко уточнил, что министр внутренних дел стремится исключить эту «полковую статистику». Это похвальное стремление, но «нужен результат». То есть результат — искоренение преступности, по меньшей мере, статистические данные должны соответствовать реальному положению дел. И с этим делом вечные взаимные претензии. Преступления совершают одни люди, раскрывают преступления другие. И те, и другие кормятся преступностью, но одни статистику не ведут, другие все случаи учитывают, поскольку по ним оплачивается их работа. Следовательно, им нужна статистика двух видов: по количеству отловленных преступников (абсолютные показатели) и по относительному снижению преступности за данный отчетный период по сравнению с предыдущим.

А работодатель (правительство) пробует сочетать в этой статистике несовместимое — абсолютный рост пойманных милицией преступников (отлично поработали наши органы в истекшем году, удвоили численность взяточников и насильников!), с одной стороны, но при этом растет преступность в целом, с другой стороны. Это самым непосредственным  образом разбивает стремление правительство брод перейти, башмаков не замочив.

У него права нет

Разумеется, это идеальная ситуация, к которой стремятся и правительство, и органы, понимая, что она не достижима, но по-разному. Статистика правонарушений создается органами правопорядка. Иной статистики нет в стране и быть не может. Но правительство (работодатель, в нашем случае — руководитель государства), раздавая настоятельные рекомендации милицейским чинам «жить не во лжи» и мерить по правде, советует им не забывать о его интересе в этом деле.

А между тем, в этой статистике не может быть ничего, кроме данных, которые содержатся в сводках органов. Случайно ли это, что три из семи видов преступлений, количество которых увеличилось, имеет коррупционную природу. В частности, дел за взяточничество в 2017 году по сравнению с 2016 годом возбуждено в полтора раза больше, за злоупотребление властью — почти на четверть больше.

Коль руководитель поставил задачу искоренить коррупцию, то ловить вам — не переловить, сажать — не пересажать.

Например, публика не устает рассуждать о несовпадении количества пришедших голосовать у них, и у комиссии. И с таким же усердием  регулярно эти претензии отвергаются Лидией Ермошиной. Мол, никакие другие подсчеты, помимо подсчетов бюллетеней в урнах, не являются легитимными. Разумеется, не являются. Обыватели постоянно говорят, что комиссии подбрасывают бюллетени в урны голосования. Но и эти подозрения относятся на счет слухов, сплетен и сознательных провокаций.

А на нет, и суда, разумеется, нет. Нет суда над участковой избирательной комиссией, поскольку она контролирует и количество посетивших кабину для голосования избирателей, и бюллетени пересчитывает. Гражданам ничего достоверного о судьбе своего голоса сказать не могут. Им остается только верить (или не верить) в сведения избирательной комиссии, или в итоговую статистику ЦИКа. А в ней не может быть ничего, что содержится в сведениях участковых комиссий. И это звучит как приговор гражданину, афористично изложенному г-же Ермошиной: «У обычного человека никакого права, кроме как прийти и проголосовать, нет».

На нет, и суда нет.

Как создавалась путинская вертикаль

Если верить этой статистике, то «обычному человеку» не сложно определиться со своим местом в раскладе политической игры, в которой он участвовал. А если не верить?

Когда Путин приступил к формированию, к слову, намного позже Лукашенко, он отменил выборы губернаторов населением и установил порядок их самочинного назначение на должность. Остальные (местные) выборы сохранились, что было нерациональным. Губернатор со своей командой по-любому мог получить нужные результаты на местах. Какой он губернатор, если проиграет демократические муниципальные выборы. Право же не проиграет.

Чтобы больше упростить принятую в то время в России модель «управляемой демократии», 17 ноября 2006 года был принят закон, который, среди прочего, отменял минимальный порог явки избирателей на выборах любого уровня.  До этого существовали пороги: выборы в Госдуму Федерального собрания — 25%; выборы Президента России — не менее 50%; региональные выборы — 20%. Комментариев было множество. Из самых популярных такой: «Сколько бы ни пришло людей, выборы все равно признают. А совсем никто не прийти не может. В любом случае, придут те, кого избирают. Родственники их придут, друзья и знакомые. А еще те, кому может быть выгодным избрание того или иного кандидата. Так что хоть кто-то проголосует…»

Хорошие политтехнологи, скромный административный ресурс — и вертикаль добивается нужного результата. Причем без очевидных фальсификаций в ходе голосования.

«Прочее» в новом законе — это стремление совершенствования ряда избирательных процедур определение мер, направленных на противостояние экстремистской деятельности в ходе выборов. В частности, уточняются позиции политических партий в избирательной комиссии, а также регламент, который позволяет предотвратить проникновению во власть мафиозных и экстремистских элементов. Таким образом, власть показывает, что выступает за себя, за демократию и порядок. При этом, как утверждали критики-оппозиционеры, если явка составила менее половины избирателей, то результаты выборов не отражают интересов всего общества.

Именно с ними проявила солидарность Лидия Ермошина, которая публично высказалась против такой новации в Беларуси. По ее мнению, отмена минимального порога явки избирателей негативно сказывается на легитимности власти, как в глазах международного сообщества, так и среди граждан страны. В Беларуси это нецелесообразно, и потому не планируются. Поскольку любой орган власти должен быть представительным, а это возможно лишь при условии, что он представляет интересы всего общества, а не заинтересованного меньшинства.

Принципиальная поборница народовластия

Дословно: «С отменой минимального порога явки избирателей ситуация, когда небольшое количество человек, явившихся на выборы, смогут решить судьбу большинства граждан, станет реальной. Введение данной нормы будет способствовать также тому, что общество и государство дистанцируются друг от друга».

Принципиальная поборница подлинного народовластия в Беларуси была убеждена, что необходимо повышать процент явки в первую очередь путем стимулирования граждан к осуществлению своего конституционного права. Таким образом, речь о конституционном праве гражданина. На самом же деле, как призналась недавно сама г-жа Ермошина: «У обычного человека никакого права, кроме как прийти и проголосовать, нет». То есть переступив порог избирательного участка гражданин, наделенный своим конституционным правом, превращается в «обычного человека, лишенного всех прав».

Удивительная диалектика, точнее софистика, практикующая жонглированием словами и понятиями.

А в 2006 году г-жа Ермошина посочувствовала своим коллегам: «Если существуют такие проблемы, то, может стоить внести изменения в Конституцию Российской Федерации, отменяющие свободную явку на выборы». Игра, что называется, «на тоненького», но ирония убийственная.

Главным достижением причастных к белорусской политике лиц считается достижение социально-экономической стабильности в стране. Причем, она признается настолько основательной, что многие противники режима, отчаявшись найти действенные аргументы против, только разводят руками — это не стабильность, а «стабилизец».

На самом же деле, в стране много чего происходит само собой (по жизни) и благодаря сознательной деятельности заинтересованных и могущих людей. К числу таких неравнодушных и уполномоченных, принадлежит сам руководитель государства. Несомненно, он является основным публичным новатором страны, но, возможно он является и единственным креативщиком, поскольку всякая его идея опирается на весь государственный ресурс и, таким образом, принимается к исполнению. И всегда получается результат, хотя не каждый из них можно считать удачным. Для нас и для него

На пути к политическому бессмертию

В 2004 году Лукашенко инициировал общереспубликанский референдум, в котором попросил белорусов ответить, разрешают ли они ему участвовать в качестве кандидата в президенты в выборах президента. Согласно Конституции, лицо, занимавшее президентский пост два срока подряд, действовавший президент, к выборам не допускался. Референдум это ограничение снял: как сообщил ЦИК, 79,42% избирателей ответили на вопрос удовлетворительно, и Лукашенко получил возможность участвовать и побеждать на всех последующих выборах. Он участвовал в 2006, 2010, 2015 годах.

И все это породило нежелательные ассоциации у многих. Как и каким образом получается, что, выбирая своего президента, мы получаем одного и того же? Вроде бы демократичность процедуры и удивительная легитимность этой фигуры, но создается впечатлении, «что общество и государство дистанцируются друг от друга».

Видимо, для того, чтобы развеять эти сомнения, возможно, поколебать свой имидж последнего диктатора Европы в глазах мировой общественности, в начале 2010 года, он инициирует 6 изменений в избирательное законодательство. Устанавливалось, что избирательные комиссии не менее, чем на 1/3 могут состоять из представителей политических партий и организаций, политические партии получали право выдвигать своих кандидатов во всех избирательных округах независимо от того, есть там их ячейки или нет. Кандидаты получили право создавать индивидуальные избирательные фонды, а для наблюдательных комиссий предусматривалась возможность присутствовать при процедуре подсчета голосов.

Все эти замечательные изменения давно были оценены по достоинству в теории и на практике. Но вот исключение порога явки избирателей на местные выборы, это принципиально. Напомню, еще 2006 году такую возможность для выборов всех уровней исключали, а через четыре года — пожалуйста.

Когда во время последних выборов журналисты стали писать, что досрочное голосование не отличалось массовостью, тогда Геннадий Давыдько выступил со своей интерпретацией — не хотят голосовать, потому что в доме порядок. Благодаря Богу и властям. А вот если грянут большие потрясения, то всякий внесенный в список побежит на участок для спасения страны.

Грядет революция!?

Можно сказать, верноподданное заявление бывшего лицедея, который нашел свое место по жизни. Но оказался никчемным политиком, суетливым в моменты, когда следует помолчать. Увидев это, г-жа Ермошина поспешила спасать ситуацию. Она напомнила всем, что явка избирателей является свободной, соответственно, выборы состоятся при любой погоде и явке. Следовательно, никто их не оспорит, не бойкотирует. Именно для этого вносилось изменение в законодательство.

Что до остального, то никто не собирается мириться с низкой явкой. В Беларуси есть кому повысить ее процент, стимулирую избирателей к реализации их конституционного права. При этом арсенал стимулов может быть не вполне законным и не вполне, скажем так, конституционным.

Принципиальная поборница подлинного народовластия в Беларуси была убеждена, что необходимо повышать процент явки в первую очередь путем стимулирования их к осуществлению своего конституционного права. Если сомнения есть, то при виде официальной явки — 77,23%, они отпадают. Не надо помогать Ермошиной делать ее работу, она в ней все понимает и ее любит.

При более ¾ принявших участие в выборах, местную власть можно представлять как исключительно легитимную. Это лекало для надвигающихся более серьезных кампаний. Продемонстрировав полное единство властей с народом на муниципальном уровне, власти не могут «проиграть» парламентские выборы, а на этом фоне президентские выборы никто под сомнение поставить не может.

По крайней мере, убедительно.

А после? Напрашивается конституционный референдум, который вряд ли кто-то назовет государственным переворотом. Это будет политическая революция. Если эту возможность обсуждать, то она выглядит по-ленински: вчера было рано, завтра будет поздно, надо начинать сейчас.