27.12.2017, 9:44
100 лет революции: Ликвидация класса — цена вопроса
ОБЫКНОВЕННЫЙ КОММУНИЗМ
Можно отметить, что к осени 1927 года Троцкий окончательно проиграл Сталину борьбу за власть. 12 ноября он был исключен из партии, а 18 января 1928 года его выслали в Алма-Ату, когда Сталин осуществлял вояж по Сибири, названный после «историческим».
Лев Давидович, получив от соратников сведения о поездке, классифицировал сибирские политэкономические упражнения Сталина как проявления «эпигонского самодурства», как «политический эмпиризм», как «непоследовательный, противоречивый, но все же несомненный шаг в нашу сторону, то есть на правильный путь».
«Курс Троцкого»
Иными словами, Троцкий со своими самыми верными соратниками, несмотря на разногласия в оценках сталинской политики, были согласны поддержать ее. Хотя у них были основания для обвинений генсека в плагиате. Но для них важнее были не амбиции, а реальное революционное дело, о котором заявил Сталин, проведя в Сибири выработку и апробацию системы чрезвычайных мер, которые в дальнейшем были использованы в ходе массовой коллективизации. При этом многие троцкисты были уверены, что со временем партия их амнистирует, привлечет к работе, ведь именно троцкисты лучше других могли проводить в жизнь «курс Троцкого».
Во главе с товарищем Сталиным.
При этом наиболее неустойчивые троцкисты поспешили подать покаянные письма с просьбой вернуть их в ряды ВКП(б). Сталин пошел навстречу «покаявшимся» и использовал их для ослабления позиций Троцкого. В тоже время, возвращенные в партию «левые» были зарезервированы Сталиным для борьбы с теми, кого он зачислял в ряды «правых» во главе с Бухариным, Рыковым, Томским и прочими. Позже, разгромив «правых», Сталин еще раз обманул «троцкистов» и предал их фактической анафеме.
Таким образом, Сталин не только предельно расширил свои формальные возможности лидера партии, но стал вождем, способным единолично принимать и проводить в жизнь любые акции, даже вопреки решениям съезда. Такая самооценка открывала совершенно новые перспективы перед Сталиным и перед страной в целом.
Сталин впервые стал «Лениным сегодня». Сыграть эту роль не мог никто другой. Ни Троцкий, ни Бухарин… В этом качестве новый вождь мог самолично управлять партией, ее политическим курсом, не скрываясь, третировать «ленинский нэп», загонять крестьян в колхозы, недовольных и неугодных расселять, ссылать и расстреливать.
Шолоховские кулаки рождены революцией
Как говорится, были разные мнения, но одно из них оказалось правильным.
Например, были подготовлены социально-экономические критерии для классификации кулачества, в отношении которого могли применяться меры административного и уголовного характера.
И вроде бы схема казалась адекватной, но не полной. Разительно отличались между собой бедняки и кулаки. А середняки? Ленин считал, что «Середняк — это такой крестьянин, который не эксплуатирует чужого труда, не живет чужим трудом, а работает сам, живет своим собственным трудом…» И ему этого хватает. Бедняк живет своим трудом, но не получает необходимые для жизни блага. Поэтому он продает свой труд.
А может бедняк подняться до уровня середняка, а середняк разбогатеть? В таком случае ему для организации своего производства потребуется нанимать работников. Превращаться в кулака. Как должна поступить власть с новым кулаком, который разбогател, поощряемый к этому той же властью. Для примера обратимся к образу Якова Лукича Островнова из шолоховской «Поднятой целины». Яков Лукич пользуется авторитетом у советской власти как агроном и крепкий рачительный хозяин. Он выращивает пшеницу с соблюдением всех агротехнических требований, за что имеет похвальный лист от власти.
С войны Островнов вернулся «к голому куреню», работал день и ночь. Советская власть на раз разрушала его планы: то продразверсткой обидели, то еще чем-то, а потом хозяин обидам счет потерял: «Хоть и не раз шкуру с меня сымали, а опять же ею обрастал». А когда дошло до колхозов, возмутился: «Наживал, пригоршни мозолей да горб нажил, а теперь добро отдай все в общий котел, и скотину, и птицу, и дом, стало быть?».
Алексей Рыков, председатель совнаркома (глава правительства) признавал эту реальность: «Несомненным признаком является то, что оно живет не только своей работой, но и от работ других, от эксплуатации чужой рабочей силы, от торговли, от сдачи в аренду и т. д.». По Михаилу Калинину (председатель ВЦИК, формальный глава государства) выходило, что кулачество уже выродилось: «Это тип дореволюционной России. Кулак это жупел, это призрак старого мира. Во всяком случае, это не общественный слой, даже не группа, даже не кучка. Это вымирающие уже единицы».
То есть нэп приближает страну к социализму, поскольку эксплуататорская прослойка в деревне исчезает.
Иными словами, с 1923 по 1928 год советская власть в период нэпа фактически ориентировалась на кулака. Не верится? Не кто иной, как Сталин продвигал идею о денационализацию земли, о передаче в собственность участков «даже на 40 лет». Мол, «есть люди, думающие, что индивидуальное хозяйство исчерпало себя, что его не стоит поддерживать… Эти люди не имеют ничего общего с линией нашей партии». Эти соображения Сталина развивал Николай Бухарин: «Мелкая буржуазия сейчас может быть выдвинута в такие рамки, что вместе с нами будет участвовать в социалистическом строительстве… Наша политика по отношению к деревне должна развиваться в таком направлении, чтобы раздвигались и отчасти уничтожались ограничения, тормозящие рост зажиточного и кулацкого хозяйства. Крестьянам, всем крестьянам, надо сказать: обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут».
Не по белому букварю и не по «азбуке коммунизма»
Лицом к лицу лица не увидать. Большое, происходящее в большевистской стране, увидели в российском зарубежье. Берлинский меньшевистский «Социалистический вестник» сообщал: «Власть поворачивается лицом к крепкому крестьянину, к кулаку. Теория классовой борьбы замещается теорией гармонии и интересов крепкого хозяйства. Деревенская администрация уже сейчас все больше попадает под влияние кулацких элементов. Курс на кулака процесс этот, несомненно, ускорит… Весь период военного коммунизма оказался переходным не от капитализма к коммунизму, а от старого помещичье-капиталистического к новому крестьянско-капиталистическому хозяйству… растут капиталистические фирмы, аренды, применение наемного труда в крестьянском хозяйстве, ростовщичество, кабальные сделки. Растет процесс капиталистического оформления буржуазных элементов, растет их классовое сознание, растет классовая рознь между ними и пролетариатом».
Это политический, политэкономический подход к социально-экономической реальности, к процессам, которые инициировала сама партия.
«Не политически» проблему могли анализировать только «буржуазные специалисты», не приемлющие большевизм в теории, но соглашались сотрудничать с режимом по разным причинам. В том числе и для служения стране и его народу. Например, экономист Николай Кондратьев заявлял, что только «богатеющий мужик» и нэпман являются «творческими фигурами» в деле накопления, а тот класс, который «не сводит концы с концами в своем бюджете, годен лишь для борьбы на баррикадах».
Но что в итоге получалось? Теоретик национал-большевизма Николай Устрялов писал: «…Возможно ли в новой пореволюционной России жить и плодотворно работать, не перестроив своей психологии на коммунистический или хотя бы на сочковский манер? Чтобы ответить на этот вопрос…, нужно отдать себе отчет в существе и исторических потенциях того сфинкса, который зовется «Новой Россией». Старой России нет и не будет. Изменилась народная психология, умерли старые социальные отношения, создаются новые социальные связи, больно огорчающие убежавших в Сербию помещиков. Только слепец может ныне отрицать грань, проведенную в русской истории революцией… Нужно подойти к этому сфинксу, забыв не только формулы эмигрантских упований, но и правоверие коммунистических схем. Если первые погибли с Колчаком и Деникиным, то вторые опрокинуты во всероссийском масштабе «пассивным сопротивлением» русской деревни, к весне 1921 года завершенным Кронштадтом и нэпом. Новая Россия живет не по белому букварю, но ведь и не по «азбуке коммунизма». Иными словами, жизнь среди надуманных идиллических альтернатив, выбирает реальную равнодействующую, подчиненную логику своего революционного органического развития.»
И где ж тут «органика и логика»? По Устрялову, а с ним солидарны очень многие, огромным, решающим положительным фактором органического развития, является рост самосознания масс. «Постоявшие за себя» в революции, уничтожившие помещиков и победивших «коммунию» мужички явственно становятся хозяевами положения. Попытки города мерами государственного аппарата создать «правящий слой», не опирающийся ни на какой экономический фундамент, по природе своей не могут не быть порочны. Будущее — за экономически прогрессивными, хозяйственно-творческими элементами, а не оранжерейными продуктами политической романтики, лишь обременяющие хворую государственную казну.
Николай Устрялов, который после нескольких лет безуспешной борьбы на стороне белых, признал величие революции, Ленина, других деятелей, включая Сталина, был уверен, что «власть неизбежно нащупает свою здоровую социальную основу».
Новая реальность — «компартийная» по форме, демократическая по содержанию
Писатель Андрей Белый, наблюдая за происходящим в России, отмечал: «Схемы прогнозов трещат по всем швам, расширяясь фактически самосознанием масс, фактом роста России, освобождаемой от догматических вех и лесов». Массы пробуждаются к самостоятельной жизни, но, — каково же содержание жизни, ими избираемой? Как складываются общественные отношения в послереволюционной России, По какому руслу воссоздается экономика? Какой «человеческий материал» наиболее ценен в данный момент? Какой социально-психологический тип становится героем новой России?
Внимательный взгляд на вещи позволял увидеть, что послереволюционная по своему социальному составу Россия, вопреки заявлениям вождей, не является принципиально новой для всемирной истории. Она не имеет никаких оснований, для утверждения своего мнимого своеобразия в качестве образца для всех остальных стран. Возникший социум радикально нов именно для России. Он меньше всего приспособлен для «мировой революции» программных целей ВКП(б) и не имеет никаких оснований для того, чтобы кичиться перед западными «буржуазными государствами». Очевидно, что темп воссоздания экономики определяется темпами возрождения сельского хозяйства, а это формирует «человеческий материал» новой реальности. Он формируется, в первую очередь, крестьянином-производителем, «крепким хозяйственным мужичком». В городе он находит своего партнера-союзника — новое поколение хозяйственников, «деловиков из рабочих», кооператоров, людей живого опыта», практиков «американской складки», с личной инициативой, энтузиазмом работы.
Эти люди порождены «демократической культурой», которая теперь развивается независимо от субъективных желаний и нежеланий, а подчиняется необратимому ходу вещей.
Не Ленин ли на заре нэпа открыто признавал эту необходимость — «назад к капитализму»? В том смысле, что удержать советскую власть можно, только накормив народ, а для этого надо отдавать приоритеты деревне.
И по всему выходило, что новая реальность формировалась не по канонам партийной ортодоксии, а по законам реального крестьянско-рабочего дела, с советской властью и компартией во главе, но со своим собственным содержанием, перед коим фактически власть должна склоняться, если она «не хочет разбить свою голову».
Это одна из оценок ситуации, на которую ориентируются специалисты и ученые, партийные деятели, поддерживаемые профсоюзами. Они считали необходимым отладить рыночный механизм «смычки» между городом и деревней за счет стимулирования индивидуального хозяйства бедняков и середняков, изыскивая для этого, в том числе за счет повышение налогов на деревенские «элиты», нормализовать, а затем регулировать рынок посредством гибких, отвечающих хозяйственной конъюнктуре закупочных цен и маневрирования госрезервами. Предлагалось для их формирования использовать закупки зерна за рубежом, стимулировать развитие легкой промышленности.
Ожидалось, что это приведет к общему оздоровлению экономики — сначала поднимется сельское хозяйство, а после придет время интенсивной индустриализации.
Опираясь на нечестную конкуренцию
Но при этом возникал вопрос — углубляя нэп, страна приближается к социализму, или избавляется от него?
Сталин отвечал на этот вопрос просто: коль с помощью нэпа невозможно осуществить ускоренную индустриализацию, открывавшую путь к развертыванию современного военно-промышленного комплекса и техническому перевооружению всего народного хозяйства, тем хуже для нэпа. Если имеющийся расшатанный механизм рыночной экономики, не позволяет осуществить стратегическую цель, ее надо незамедлительно демонтировать и заменить механизмом с иным административно-распределительным типом хозяйственных связей, отвечающим природе социализма.
Если социализм не может победить капитализм в честной конкуренции, надо применить методы нечестные. И начинать демонтаж с деревни, не дожидаясь, когда она поднимется против советской власти.
Для этого следовало навсегда снять с повестки дня беспокоящий коммунистов крестьянский вопрос, для чего провести «ликвидацию кулачества как класса» и в ходе ее изъять из деревни все способные к сопротивлению слои населения. Во-вторых, образовать на базе низкотоварных крестьянских дворов социалистические колхозы, которые станут надежным, не подверженным рыночной конъюнктуре каналом перекачки ресурсов. Хлеба, прежде всего, но и рабочей силы, высвобождающейся в результате раскулачивания и укрепления производства.
Историки считают, что многие коммунисты, поддержавшие Сталина, плохо представляли себе социальные издержки этого процесса, сомневались в возможности успеха на той экономической основе, которую имела страна.
Но Сталин ускоренную индустриализацию осуществил и коллективизацию провел. Без привлечения иностранных кредитов и эксплуатации «заморских колоний». Все ресурсы были получены от крестьянства, самого многочисленного и основного на тот момент социального класса для органического развития общества. Кулаки, которых «ликвидировали как класс» были только самыми успешными и активными его представителями. С образованием колхозов крестьянство свой социальный статус утратило. Это огромная плата за успех, который сегодня выглядит химерическим. Если, к слову, сравнить наши современные промышленные и аграрные достижения с экономиками «буржуазных стран», то следует говорить о хронической отсталости.
Более того, «успехи» в индустриализации и коллективизации сегодня оцениваются как роковые упущения, не поддающиеся исправлению.