Что нужно знать о Декрете № 3?

Ответ на этот вопрос следует начинать с констатации того факта, что Декрет ввел полную трудовую повинность для всех жителей Беларуси, для ее граждан и лиц, не имеющих гражданства, проживающих в стране.

«Это — факт. А факт — самая упрямая в мире вещь, — рассуждал Воланд, — Но теперь нас интересует дальнейшее, а не уже свершившийся факт». Авторитетным товарищем был этот самый Воланд. Охотно соглашаясь с ним, мы можем отказаться от непродуктивной дискуссии по поводу того, хорошо ли это, или плохо, законно или нет. Авторы Декрета и их сторонники, например, находят оправдания ему в Конституции РБ. Их оппоненты, напротив, считают, что Декрет антиконституционен.

Добросовестный труд

Начавшись «по факту», этот спор будет продолжаться вечно. Представляется, до того момента, пока не прервется политическое и социальное существование нашего государства.

Это, надо полагать, метафизический спор. А для жизни требуется объективная оценка возникшей ситуации. Прямо скажу, нетривиальной ситуации. Поскольку полная трудовая повинность населения не вводилась ни одной страной в истории человеческого общества. По той причине, что общественной необходимости в этом не было, а там, где такие попытки применялись, они неизбежно проваливались.

Взять, для примера, СССР, где принцип, кто не работает, тот не ест, в разных вариациях присутствовал во всех советских конституциях. Даже Конституция 1977 года, которая декларировалась в качестве основного закона всенародного государства, гарантируя право гражданам на свободный труд, ограничивала его общественными потребностями. И категорически предписывала, что «добросовестный труд гражданина в избранной им области общественно полезной деятельности, является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина. Уклонение от общественно полезного труда несовместимо с принципами социалистического общества».

Обязанность и дело чести. Для тех же, кто мог усомниться в своем высоком предназначении, 4 мая 1961 года Президиум Верховного Совета РСФР принял Указ «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни».

То есть действовал армейский (по сути дела — казарменный) принцип: не умеешь — научим, не хочешь — заставим. На деле же, большинство граждан и хотели, и учились, и старались добросовестно трудиться. Тем добросовестней, чем больше за труд платили. А куда ж они денутся, если зарплата для них — основной и единственный источник для жизни. Тех, кто не мог по разным причинам соответствовать доминирующему общественному настроению, просто заставляли, принуждали выполнять такие нужные обществу работы, от которых большинство граждан стремилось отказаться.

Что в итоге? За несколько десятилетий своего развития СССР безнадежно отстал по производительности труда от стран с рыночной экономикой, где никогда не применялся принудительный труд, а уровень занятости населения определялся состоянием рынка труда.

Это исторический факт, который невозможно оспорить.

Хрущевский «Указ о тунеядцах» у нас часто вспоминают в связи с Декретом № 3. Но это принципиально различные документы. Так, Указ предписывал: «Установить, что совершеннолетние, трудоспособные граждане, не желающие выполнять важнейшую конституционную обязанность — честно трудиться по своим способностям, уклоняющиеся от общественно полезного труда, извлекающие нетрудовые доходы от эксплуатации земельных участков, автомашин, жилой площади или совершающие иные антиобщественные поступки, позволяющие вести паразитический образ жизни, подвергаются по постановлению районного (городского) суда выселению в специально отведенные места на срок от 2 до 5 лет с конфискацией незаконно нажитого имущества».

Этим же мерам воздействия, назначаемым как по постановлению суда, так и по общественному приговору, вынесенному коллективами трудящихся, подвергаются также лица, устраивающиеся на работу на предприятия, в государственные и общественные организации или состоящие членами колхозов лишь для видимости, которые пользуются льготами и преимуществами рабочих, колхозников и служащих, в действительности подрывают дисциплину труда, занимаются частнопредпринимательской деятельностью, живут на средства, добытые нетрудовым путем, или совершают иные антиобщественные поступки, позволяющие им вести паразитический образ жизни…»

Иосиф Бродский не знал, за что его арестовали

Таким образом, в этом документе речь идет не столько о бездельниках, сколько о предпринимателях. Например, колхозник, который хоть и выполнял установленный минимум трудодней, но на колхозной работе, что называется, не горел, а всю нерастраченную силу вкладывал с свою личное подсобное хозяйство, получая от него большую часть своих доходов. Начальство в назидание другим колхозников могло их обвинить в паразитизме. До высылки дело не доходило, но у правления было множество возможностей для побуждения нерадивых колхозников к артельному труду. Например, бригадир мог отказать колхознику в выделение лошади, которая была необходимой для выполнения большинства видов его крестьянских работ. В арсенале правления колхоза была такая дисциплинарная мера (хотя она практически не применялась), как лишения колхозника земельного участка.

Это действовало даже сильнее угрозы высылки.

За 30 лет применения Указа было осуждено 37 тысяч человек. Капля в человеческом море страны, население которой увеличилось за это время почти до 300 млн. человек. Худо — бедно, Указ поддерживал страх у народа, потому что он позволял осудить почти каждого, но поэтому он применялся в исключительных случаях. Например, «автомобилист» (собственник легкового автомобили) не имел право принимать плату за пассажира, которого он подобрал по дороге. Даже не для наживы, а для компенсации расходов на бензин. «Автомобилистов» в ту пору было не много, но если уж и судили такого, то с обязательной конфискацией автомобиля.

А наказание водителей казенного автотранспорта, которые постоянно «халтурили» при любой возможности, обычно ограничивалось общественным порицанием за «левые приработки» лишением премии или «тринадцатой зарплаты». Неприятно, но не смертельно. Главное, не попадаться, еще важнее — ладить с начальством.

Иными словами, Указ был инструментом индивидуальной и универсальной формой социальной терапии. Например, властям потребовалось по политическим мотивам наказать Иосифа Бродского (1964 год), но так, чтобы общественность об этом не догадывалась, но это знал сам поэт. Решили использовать Указ о тунеядцах. Исходя из обвинения, выходило, что Бродский в общем много работал, но, как считал суд, мало получал. Он должен и может получать больше. Если пойдет на завод. При этом, к слову, судья не смог узнать от Бродского, кто признал его поэтом. А Бродский не смог понять, за что его арестовали.

Больше указа боялись «трудовой книжки»

На самом деле, люди больше страшились не Указа, сколько «трудовой книжки», в которой фиксировались все подробности трудовой деятельности, достижения, упущения, проступки гражданина. А в КЗоТе существовала «позорная статья», по которой увольняли прогульщиков и других нарушителей. Быть уволенным «по статье», означало получить «волчий билет», обладатель которого на много лет терял возможность найти хорошую работу.

К слову, советские ученые не смогли «сочинить» достоверный вузовский учебник политэкономии социализма, поскольку экономика социализма во всем опровергала капитализм, но сама существовала на капиталистической основе. Например, она формально отвергала товарное производство, но мирилась с наличием товарно-денежных отношений. Когда любопытный студент (один, возможно, из тысячи нелюбопытных) спрашивал преподавателя — как так? Ему педагоги отвечали просто — сами не знаем, как это будет при коммунизме. А самых настырных отправляли к Марксу, который не успел уточнить принципиальные обстоятельства безденежного существование общества при коммунизме. Допустим, существует правящая (коммунистическая) партия. По всем политэкономическим законам она непосредственно не участвует в общественном производстве. Но она считается величайшим вдохновителем и организатором всех, включая экономические, побед советского народа. Все соглашались с этим «допущением». Но вопрос в том, какую зарплату получал Генеральный секретарь, если он не токарь и не пекарь, то есть не работает. Политбюро, посовещавшись, назначали своему шефу и себе скромную зарплату. Ведь они жили на всем готовом, гарантированном бюджетом и должностью каждого.

А подоходный налог? В огосударствленной властью экономике, которая планирует фонд заработной платы, планируются и доходы население вообще. Например, помимо бюджетных организаций, существуют «хозрасчетные», а среди них технологически неизбежные, планово убыточные цеха и даже предприятия. Как быть? Посовещавшись, «товарищи» решили, чтобы и самый последний слесарь и его нарком платили подоходный налог: один со своей заработной платы и второй — со своего по должности оклада.

То есть экономического решения эта задача не имела, но имела отчетливый политический смысл. Поскольку крестьяне до 1953 года, до смерти Сталина, платили налог на свое подсобное хозяйство — на каждую курицу, на каждую яблоньку в саду, но не платили с доходов в колхозе, так как денежных доходов не имели. Поскольку они не столько продавали свою продукцию, а сдавали ее государству по ценам, которые назначались государством.

Какой же мог быть доход у колхозника, какой подоходный налог? Стихийный по своему природному темпераменту Первый секретарь Президиума ЦК КПСС (его до сих называют Генеральным секретарем Политбюро ЦК КПСС, хотя эту должность занимали Сталин, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев) считал себя политэкономом и принимал очень рискованные для социализма решения. Сначала вместе с Георгием Маленковым отменил налоги на подсобные сельские хозяйства деревенских жителей (по сути основных для сельчан), повысил закупочные цены на колхозную продукцию и на этой основе решил ввести гарантированную денежную оплату труда колхозников. Фактически упразднил трудодни. После этого он задумался: если колхозы продают свою продукцию по фиксированным государством ценам, то зачем колхозников облагать подоходным (душевым) налогом. Не зачем, решил Хрущев. А чем от колхозников отличаются прочие советские рабочие и служащие? Ведь они тоже подписывались на сталинские индустриальные-военные-восстановительные займы, покупали на свои медные гроши прокатные станы, танки и самолеты, которые государство должно вернуть, а денег у государства нет.

Хрущев решил вернуть деньги народу, отменив для него подоходный налог. Даже публично пообещал. Исполнить свое обещание помешала еще более глубокая реформа (о ней говорил еще Ленин) по переналадке социалистической экономики на хозрасчет. Мол, пусть предприятия сами себе деньги зарабатывают. То есть деньги они в любом случае получат из бюджета, но часть прибыли, полученной за счет их эффективной «прокрутки», пусть останется предприятиям.

Пятое колесо в телеге

Отстранив от власти Хрущева, Леонид Брежнев и отчасти Алексей Косыгин, присвоили себе реформу в 1965 году. Она не спасла экономику социализма, но выполнила роль пятого колеса в телеге. В частности, она оставила после себя «тринадцатую зарплату» для работников и подоходный налог на них.

Это же «колесо» крутится в современной огосударствленной белорусской экономике, которая формально считается рыночной. Белорусская власть иных способов организации народного хозяйства страны не знает. Например, из года в год она борется за «дебюрократизацию» собственного аппарата. Обещает установить зависимость «зарплаты» чиновника от экономических результатов, полученных предприятиями на территории сельсовета, района, области, министерства, страны. А критерий в этом деле существует один — чиновник хочет жить, по крайней мере, не хуже других людей. Тут со смыслами не справится. Даже лингвистический анализ простых, на первый взгляд, вещей вызывает ступор. Простой вопрос: «Какую зарплату получает спикер верхней палаты белорусского парламента?» А какой платит подоходный налог? Ту «зарплату», которую ему (и себе) назначают сопалатники. Президент? Вопрос праздный. Они свои доходы, по крайней мере официальные, получают непосредственно из государственной казны. В этом смысле они ничем не отличаются от любой уборщицы, пусть даже она занимает высокую должность в одной из многих резиденций самого президента.

Это не совсем подоходный налог, это технологическая подробность для бухгалтерии предприятия. Чиновники могут легко повысить свои подоходные налоги государству, если решат повысить долю бюджетных расходов на свое содержание.

В Беларуси советское трудовое законодательство сохранилось и усилилось за счет введение срочной контрактной системы практически для всех работников, которая фактически освободила государство от обязательств перед безработными, вообще перед людьми, которые не могут найти подходящее для себя экономически мотивированное занятие.

В 80-е годы предпринимательство сначала разрешили, после назвали его очень полезным и желательным для общества, а в результате признали основным видом деятельности человека в экономике. Разумеется, Указ о тунеядстве отменили. В социальном плане общество разделилось на два класса — предпринимателей и наемных работников. Деление получилось черно-белое: если ты не наемный работник — ты бизнесмен, если ты не бизнесмен — ты наемный работник. Это неизбежное упрощение, в жизни оказалось сложнее. Возникли те «пятьдесят оттенков серого», которые создавали многочисленные промежуточные группы. Множество людей, остающиеся без официальной работы, теряющие возможность ее найти, вынужденно искали для себя экономически обоснованное занятие. Самые активные и ловкие на самом деле становились предпринимателями по официальному статусу, но не все из них сумели организовать собственный бизнес. Многие успешные и процветающие теряли свои позиции на рынке. В общем, как и советовала успешная бывший министр труда Марианна Щеткина, социальным аутсайдером пришлось хорошо покрутиться.

У многих что-то получилось, но главное достижение фактически деклассированного большинства выразилась в том, что они научились зарабатывать себе на жизнь самостоятельно, не прибегая к посредническим услугам государства в этом деле. Хотя и должны были. «Мы живы», — радовались они. Раз живы, посчитали власти, значит предприниматели (возможно, и подпольные миллионеры), должны платить умеренный налог. Декрет № 3 отличается от Указа о тунеядцах тем, что он не запрещает предпринимательство, но трактует его расширительно. Например, в ст. 3 Кодекса РБ о браке и семье устанавливается, что «воспитание детей и ведения домашнего хозяйства признается общественно полезным трудом». Имеются в виду женщины, поскольку государство не может освободить ее от домашней работы и не может ее оплачивать.

Вообще, субъектами экономики являются не только (и не столько?) организации и предприятия, сколько домохозяйства, которые живут трудом своих членов, который является по определению общественно полезным. Домохозяйства могут быть многодетными, бездетными, могут объединять собой несколько семей. Существуют десятки тысяч домохозяйств одиноких людей. Они сами ведут свое домохозяйство и тем самым выполняют общественно полезную работу. Нельзя назвать «социальным иждивенцем» даже бомжа, если он добывает себе пропитание любым незапрещенным способом.

Если ворует — судите. Если бомж пользуется «бесплатными или льготными услугами государства», заставьте его платить. Или откажите в услугах. И зачем ему и всем остальным такое государство, если оно облагает налогом людей по факту их жизни? Анатолий Тозик давно предлагал ввести плату за посещение поликлиники, что имело смысл и уточняло отношение социального государства к своим гражданом. Это было бы честным. Но социальному государству это не выгодно. Его выгода состоит в том, чтобы перессорить граждан друг с другом.

Некоторые животные равны более

Всегда хмурый Юрий Андропов через полгода пребывания на посту Генерального секретаря сказал своим коллегам: «Мы не знаем общество, в котором живем». Тоже относится и к действующей в Беларуси власти, и к самому обществу, которое только сейчас начинает понимать, что же представляет собой власть, кем она нас считает, за кого нас держит. За тунеядцев!? А сами они, кто!? В общем, плохо зная свое общество, своими необдуманными действиями власть породила массовое возмущение. А возмущенные, в обычных условиях осторожные обыватели, воодушевились своей нынешней массовостью.

Вот такая сложилась ситуация, и это факт. Отныне всем придется жить, учитывая его. Одни, например, выходят на Площадь, надеясь решить там все свои и общественные проблемы. Большинство «тунеядцев» отказываются оплачивать этот оскорбительный «налог». Иные публично сжигают «письма счастья», кто-то оспаривает претензии налоговиков в инстанциях, а есть люди, которые стараются получить вечную «индульгенцию» от власти. Идут с индивидуальными прошениями, направляют групповые обращения. К отдельным категориям власти проявляют исключительную чуткость. Так, Министерство культуры определило перечень творческих союзов, члены которых, так надо понимать, под юрисдикцию Декрета № 3 не попадают и могут продолжать творческую деятельность не шибко заморачиваясь на финансировании «государственных программ».

Пусть их финансируют их читатели, если они у этих писателей есть. В списке 13 творческих (общественных) союзов, которые курирует государство и, следовательно, освобождает их членов от сбора на «тунеядцев», поэтому они юридически исключаются из списка «социальных иждивенцев». Из этой «чертовой дюжины» творцов назову два: ОО «Союз писателей Беларуси» и ОО «Белорусский союз журналистов». Что сказать, дали вы духу, ребята. Духовно и профессионально давно, а сейчас и организационно, вы отстранились от своих читателей, которые сейчас мечутся по Беларуси, чтобы заработать, занять, украсть деньжат, чтобы оплатить свое тунеядство.

Вспомните замечательного писателя Джорджа Оруэлла, который никогда не был членом «творческого союза». Но он писал, и никто не обвинял его в тунеядстве и не судил, как Бродского. Сошлюсь на «Автобиографическую заметку: «Вернувшись в Европу, я около полутора лет жил в Париже, писал романы, которые никто не хотел издавать. Когда мои сбережения кончились, я несколько лет жил в крайней суровой бедности, сменив среди других профессии судомойки, репетитора и учителя бедной частной школы».

Представить себе Оруэлла членом официально признанного властями писательского союза я не могу. Я не могу его представить радующимся тому, что «на ферме некоторые животные равны более, чем другие», как я. К сожалению, оказалось, заразная это штука. Писатели из непризнанного властью союза тут отреагировали. Если тех писатели за их творческий труд освободили от тунеядского побора, то мы тоже имеем право.

Не работать, не участвовать в финансировании государственных программ. Пусть их финансируют наши читатели, тем паче, нечитатели.

Натуральный дурдом. И, как сказал бы вдумчивый и въедливый Воланд, факт. И уточнил бы, что факт — самая упрямая в мире вещь…