13.01.2017, 9:00
Предел деления социальной справедливости
Архитектор экономической перестройки Китая на основе рынка Дэн Сяопин утверждал, что легко делать реформы с тем народом, доходы которого постоянно растут. Не намного: от юаня к юаню. Хорошо, если население богатеет быстро, но в любом случае, каждый индивид должен чувствовать, что «жить становится лучше и веселей» (И. Сталин). Для этого достаточно, чтобы зарплата среднего китайца реально росла, допустим, на 1 юань в год.
По сравнению с теми 100 юанями, которые он имел в прошлом году. Было — 100 юаней, стало — 101 юань, темп роста — 101 процент. Постоянно, стабильно, солидно и основательно. В такой ситуации люди отказываются «ловить черную кошку в темной комнате, которой там нет», они не страдают «социальным иждивенчеством», они хорошо понимают, что «жить надо по средствам».
Существует обширная литература, включая учебники, посвященная теме борьбы с бедностью в разных странах, поэтому студенты знают, насколько мучителен путь к достижению благосостояния. Например, в странах Латинской Америки, не обделенных разнообразными ресурсами и замечательными климатическими условиями. Например, Куба вообще отказалась от борьбы за материальный достаток, ограничившись примитивны равенством в нищете. Венесуэла, которой судьба подарила несколько лет развития в условиях высокой конъюнктуры на мировой нефтяной рынок, ныне имеет карточную систему распределения продовольствия.
Самые успешные на континенте Чили, Бразилия, Аргентина и другие — периодически сталкивались с политическими и социальными потрясениями, но что бы в результате ни случалось, подтверждали свою привязанность идеям экономического прогресса, без которого невозможен прогресс социальный, для которого достаток населения имеет не меньше значение, чем справедливое распределения материальных благ.
Экономический прогресс немыслим без текущего реформирования, без повышения степени свободы всех субъектов социально-экономической жизни, которые, приобретая новые возможности для себя, создают новые возможности все всего общества и для каждого из его членов. Но в истории бывают моменты, когда требуются принципиальные решения, в основу которых принимается наличная ситуация, интерпретируемая в интересах страны и общества с учетом стратегической перспективы. Самым характерным примером принципиального стратегического решения являются решения, принятые в послевоенной Германии. Когда, по признанию «архитектора немецкой перестройки» Людвига Эрхарда, «мы занимались вычислениями, согласно которым на душу населения приходилось раз в пять лет по одной тарелке, раз в двенадцать лет – по костюму. Мы рассчитывали, что только каждый пятый младенец может быть завернут в собственные пеленки и что лишь каждый третий немец может надеяться быть похороненным в собственном гробу».
Немцы считали собственные ботинки и пеленки и требовали установить строгий контроль над их справедливым распределением. Ожесточенно спорили, ругались, дрались по этому поводу. Поскольку полного и справедливого распределения никогда не было, не было его в послевоенной Германии. Понимая это, Эрхард предложил немцем слегка изменить приоритеты, поставив впереди широкой социальной защиты населения — свободное рыночное хозяйствование при сохранении финансовой стабильности. «Социальная рыночная экономика» была предложена им из прагматического расчета, поскольку она позволяет производить постоянно растущий «общественный пирог», который куда легче делить по справедливости на всех, чем «усыхающий пирог», который только и может приготовить «принудительно организованное хозяйствование». Пускай последнее и рядится в тогу «чрезвычайной социальности». Это важное соображение знаменитого и самого удачного современного реформатора, благодаря которому рыночная свобода из важнейшего средства государства, становится атрибутом, целью существования и развития общества.
Вот такое очень неметафизическое понимание природы экономической свободы, а, следовательно, политических и гражданских свобод, в условиях которых жизнь каждого человека определяется его собственным выбором. Чтобы убедить немцев в необходимости установления такого социального порядка, который приносит реальный позитивный результат, Людвиг Эрхард написанную позже книгу назвал просто «Благосостояние для всех».
В 90-е годы эта самая знаменитая книга Эрхарда пользовалась широкой популярностью в читающей белорусской публике, включая и многих чиновников разного уровня, которым, как немцам полвека назад, приходилось считать и пересчитывать те небольшие ресурсы, которые следовало «делить по справедливости». По этой причине (делить больше нечего) Беларуси пришлось сломать прежний социалистический порядок, место которого заняла (сохранившая по необходимости важные атрибуты старого) рыночная экономика. Но условий для сознательного и независимого выбора у белорусского руководства не было. Все соседи перешли на рынок, пришлось присоединяться. Но, декларируя приверженность к социальной справедливости. Впрочем, эта риторика даже воплощена в жизнь. Например, борьба с тунеядством стала простым парафразом главной статьи всех прежних советских конституций, где «добросовестный труд на благо общество является и главной обязанностью человека и его почетным правом».
Социальная справедливость, казалось бы, отвоевала свои прежние права у свободной экономики, но реально уровень социальной защиты «трудящихся» понизился. В этом убеждает впечатляющее падение заработной платы, по сравнение с достигнутой к 2011 году вершины в 500 долларов. Очень скромной, по тогдашним европейским меркам, унизительно низкой для сегодняшних дней.
Выше я упоминал тему борьбы с бедностью в разных странах, которая часто напоминала труд легендарного Сизифа. Белорусское руководство потребовало от всех персоналий и управленческих структур поднять зарплату на «отметку 500», но эти субъекты, обладающие исчерпывающими административными полномочиями, похоже, остаются чуждыми реальной экономике. То есть экономике, которая только и может обеспечить «благосостояние для всех».
Самым непосредственным образом в этом убеждает официальная финансовая статистика. Просроченная кредиторская задолженность организаций на 1 ноября 2016 года по сравнению с 1 января 2016 года увеличилась в 1,2 раза и составила 7 млрд. деноминированных рублей. Просроченной считается задолженность, не погашенная в сроки, устанавливаемые договорами и законодательными актами.
Иными словами, предприятия оказались неспособными вовремя рассчитаться с поставщиками и подрядчиками за поступившие материальные ценности, выполненные работы и услуги, по полученным авансам, с дочерними организациями, персоналом по оплате труда, бюджетом и внебюджетными фондами, прочими кредиторами. Например, внешняя просроченная кредиторская задолженность составила 1,2 млрд. рублей. Это долг внешним партнерам, которые авансировали белорусские предприятия, и остались ни с чем. В конкретных условиях 90-х годов на этот счет существовала вполне конкретная риторика, которая очень часто провоцировала реальные вооруженные столкновения между разругавшимися компаньонами. Тогдашние «разборки» по своим масштабам и социально-экономическим последствиям не уступали нынешним межгосударственным «экономическим войнам».
Впрочем, «разборки» провоцировали «войны», в итоге возникала классическая «война всех против всех». Администраций предприятий — с работниками, головных офисов — с филиалами, объединенных кооперативной цепочкой партнеров — друг с другом, предприятий — с бюджетом, налоговиков — с предприятиями.
Возникают в этой связи всякие соображение. Например, все знают, насколько тотально контролируется потребление топливно-энергетических ресурсов населением, но предприятия за 10 месяцев свою просроченную задолженность увели в 1,25 раза и довели до 888 млн. рублей. Гражданину за несвоевременную оплату могут «обрезать» газ и электричество. А что делать с предприятиями? Без ресурсов они работать не смогут, поэтому не смогут рассчитаться по своим долгам. А с другой стороны, сложилось устойчивое мнение – чем больше работают предприятия, тем больше их долги.
Разве что ввести поправку в Конституцию, которая обяжет предприятия работать прибыльно и платить налоги? Повысить, так сказать, социальное содержание экономической деятельности. Ведь за этот период просроченная задолженность предприятий по налогам и сборам, социальному страхованию увеличилась в 1,56 раза и достигла 187 млн. рублей. Фактически предприятия отказываются от финансирования госрасходов на социальное обеспечение. Не пора ли такие предприятия учитывать в особом порядке в качестве работающих социальных иждивенцев?
187 миллионов рублей – это ежемесячная пенсия для примерно 600 тысяч среднестатистических пенсионеров. Очевидно, производимый общественный пирог усыхает, а количество едоков растет. А вместе с тем приближается предел делимости социальной справедливости.