Томас Урбан: Катынь – это часть и немецкой истории

В ноябре белорусским читателям была представлена книга немецкого писателя и журналиста Томаса Урбана «Катынь, 1940 год. Гiсторыя аднаго злачынства».

Книга вышла в издательстве «Iнбелкульт» (Смоленск) при поддержке Института им. Гете в Минске. В Германии она была издана в 2015 г. издательством C.H.Beck (Мюнхен). Перевел книгу на белорусский язык Сергей Павловицкий. В ней рассказывается о массовых убийствах польских граждан, в основном пленных офицеров польской армии, осуществленных весной 1940 г. сотрудниками НКВД СССР. В аннотации к книге говорится, что ответственность за расстрел польских офицеров в Катынском лесу советские власти возложили на немцев. Те, в свою очередь, хотели воспользоваться этой трагедией, как уникальным шансом поссорить между собой союзников по антигитлеровской коалиции. Во время своего приезда в Минск Томас Урбан рассказал порталу БЕЛРЫНОК об истории создания книги и поделился своим мнением, почему тема Катыни остается актуальной до сих пор.

— Что побудило вас написать книгу о Катыни?

— В какой-то мере это вышло случайно. Два года тому назад я беседовал с главным редактором издательства C.H.Beck, и он сказал: «Весной 2015 г. исполняется 75 лет со дня трагедии в Катыни. У вас вышло много статей на эту тему, не хотите ли написать об этом книгу?».

Я, действительно, много занимался этой темой, и тому было несколько причин. Брат дедушки моей жены погиб в Катыни. И когда мы поженились, еще была жива его вдова. Она видела, что меня интересует эта история, и подарила мне много книг о Катыни из своей библиотеки. Кроме этого, когда я еще учился в школе, у нас дома была книга о Катыни на немецком языке польского автора Юзефа Мацкевича. Он был среди журналистов, которых по приглашению Геббельса в целях антисоветской пропаганды привезли в Катынь, чтобы показать места захоронения расстрелянных весной 1940 г польских офицеров, эксгумация тел которых была проведена весной 1943 г.

А книга эта была у нас дома, потому что мой отец во время войны был среди немецких солдат, которых тоже привозили в Катынь, чтобы возбуждать в них боевой дух. Замысел был таков: если вы не боретесь с большевиками, тогда они вас тоже расстреляют, как сделали это с поляками. На моего отца место расстрела произвело страшное впечатление. Понятно, что такое совпадение многих факторов пробудило интерес к Катыни и у меня.

Кроме этого, меня интересовала также волна пропаганды после окончания Второй мировой войны. Например, почему американцы и англичане верили в советскую версию событий в Катыни, хотя официально они не заявляли об этом? Изучая эту тему, я пришел к выводу, что причин было несколько, и самая главная заключалась в том, что трагедию Катыни использовал в целях пропаганды Геббельс, а он, как и известно, всегда врал. Ирония в том, что это чуть ли не единственный случай, когда он не врал.

Более того – даже многие немецкие солдаты и офицеры не верили Геббельсу, и считали это пропагандой. Конечно, те офицеры, которые служили в группе армий «Центр» и встречались с международными экспертами, врачами, говорили, что расстрел в Катыни – дело рук НКВД. А те, кто был далеко от фронта, были уверены, что это пропаганда Геббельса. Дело в том, что среди офицеров вермахта было немало людей, которые дистанцировались от режима. Они считали, что конечно, они должны бороться с большевизмом, который опасен для всего человечества, и верили в справедливость войны против СССР. Но пропаганде они не верили.

После окончания войны советская сторона хотела, чтобы международный военный трибунал в Нюрнберге признал расстрел поляков в Катыни немецким преступлением, но трибунал заблокировал такое решение, и в последнем приговоре нет речи о Катыни. И никто раньше не знал, как это произошло, почему американцы вдруг меняли свою позицию. А случилось это вот почему. Обер-лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф, который вместе со своим другом офицером генерального штаба группы армий «Центр» Рудольф-Кристоф фон Герсдорфом готовил в марте 1943 г. покушение на Гитлера (к сожалению, неудавшееся), когда «фюрер» прилетал в Смоленск, имел беседу с начальником тайной службы американских вооруженных сил и рассказал, что поляков расстреляли сотрудники НКВД. Так как он был противником Гитлера, и этому были доказательства, американцы ему поверили. Я нашел рапорт Шлабрендорфа в американском архиве, и об этой истории я первый пишу в своей книге.

— Почему важно было издать книгу о Катыни для немцев? Чтобы показать, как пропаганда работает, или необходимо было поставить точки над «i»?

— Я думаю, не было никакого идеологического плана или какого-то высшего намерения. Издательство C.H.Beck специализируется на издании политической и исторической литературы, и решило опубликовать книгу о Катыни, потому что нам, немцам, надо понимать, почему это так важно для наших соседей — поляков. Катынь была своего рода «белым пятном», и это стало мотивацией для издательства. Это же в некоторой степени и кусочек немецкой истории. Вообще, довольно странный случай: немцы, которые развязали войну, были оккупантами и т. д. сами стали чем-то вроде жертв пропаганды. И поэтому Катынь в первые 20 лет после войны всегда была темой правых националистических сил, которые именно так и выставляли немцев — жертвами кремлевской пропаганды.

Катынь – это символ для поляков. Расстрел польских офицеров, а среди них было много резервистов, которые в мирное время были частью элиты Польши — юристами, врачами, профессорами и т. д., и дальнейшее отрицание участия НКВД в их уничтожении послужили поводом для конфликта между Сталиным и польским правительством в Лондоне. Это позволило советской стороне порвать с ним дипломатические отношения и создать в итоге прокоммунистическое правительство. Таким образом, получается, что история коммунистического режима в Польше начинается с конфликта по вопросу Катыни.

Коммунисты в Польше, Берут, Гомулка, Ярузельский и другие, все прекрасно знали и, тем не менее, защищали советскую ложь о Катыни. Мало этого, коммунистический режим наказал и тех, кто говорил правду. Сорок лет спустя после катынского расстрела одним из требований польской «Солидарности» к коммунистическому правительству было требование сказать правду о Катыни. Это было настолько важно для поляков, и поэтому у Катыни такой политический вес.

У меня есть и личное отношение к теме Катыни, хотя я и должен был бы дистанцироваться и описывать все беспристрастно. Есть много эмоциональных моментов во взаимоотношениях немцев и поляков, связанных с итогами Второй мировой войны. Мне хотелось бы, чтобы отношения между немцами и поляками были хорошими, и чтобы эта книга была своего рода вкладом в развитие добрососедства.

— Из Вашей биографии следует, что ваши родители — из Вроцлава и вынуждены были после войны изменить место жительства. Немцы хотят вернуться в свои родные места?

— Если вы имеет в виду возвращение на те земли, которые отошли от Германии после Второй мировой войны, то для немцев сегодня это закрытая глава истории. Это вообще не тема для обсуждений, и, конечно же, никакого немецкого реваншизма нет.

Мои родители поженились в 1944 г., маме был 21 год, отцу – 25. Сразу после свадьбы отец отправился на фронт. Он попал в американский плен под Прагой. Отец рассказывал, что весь их батальон бежал с востока на запад, чтобы попасть в руки американцев, а не русских. Он не был членом партии, и его выпустили после трех недель. Но куда вернуться? На Одере и Нейсе уже были польские войска. Мои родители два года искали друг друга. Такая вот история.

Мои родные и со стороны матери, и со стороны отца – из католической среды. Они не принимали участие в гитлеровских организациях. Католики в Германии в большинстве своем не хотели никакого компромисса с режимом Гитлера.

Я родился через 10 лет после войны и знал, конечно, что Силезия — родина моих родителей, и что там теперь Польша. Но мои родители не воспитывали меня и моих братьев в таком духе, что надо требовать свои земли обратно. Это печально, что они потеряли родину, но ясно, что это последствия войны, которую немцы начинали и за которую весь немецкий народ должен расплачиваться. Даже те, кто не был ни в чем виноват, потому что было много людей, которые вовсе не поддерживали Гитлера.

— В Германии издается много книг по военной истории, организуются выставки, которые активно посещаются, устраиваются диспуты на темы войны. Чем вызван интерес немцев к военной истории?

— Последствия войны, раздел Германии – все это очень сильно отразилось на немцах. Сегодня чувствуется, как отличается менталитет у молодого поколения Западной и Восточной Германии. Один простой пример. В ГДР официальная идеология утверждала: мы — хорошие немцы, мы — антифашисты, а на Западе – другие. Хотя официально там демократия, но там — фашисты. Концлагеря, Гитлер, Геринг, Геббельс – это все их вина, западных немцев, не наша. А в ФРГ все было по-другому. Через 20 лет после войны, когда был первый процесс по концлагерю Аушвиц, начался анализ событий войны, началась борьба поколений. Сыновья выступали против отцов: что вы наделали? Почти все книги писателя Генриха Белля об этом: что ты делал во время войны, почему ты не хочешь рассказать об этом? почему ты не признаешь свои грехи? Такие дебаты были в Западной Германии. В ГДР не было таких дебатов.

Когда оказалось, что ГДР все-таки не дает молодому поколению надежды на лучшее будущее, образцом для него стал Запад, и поэтому так быстро пошел процесс объединения. Но это поколение не занималось анализом прошлого, как будто это не немецкое дело, а только западно-немецкое. И именно поэтому в бывшей ГДР есть неонацисткие группы, и они довольно сильные. На западе их почти нет. Это значит, что война и анализ войны, как элемента собственного прошлого, до сих пор играет роль для немецкого общества. Мы еще не знаем, насколько изменится политическая структура общества вследствие проблемы беженцев; пока еще рано об этом судить.

— Томас, над чем Вы сейчас работаете?

— В работе сразу две книги, и я уже собрал много материала. Первая – «Сталин и писатели». Она о том, как Сталин хотел и успешно был инженером человеческих душ. В книге будут отдельные главы: «Сталин и Булгаков», «Сталин и Горький», «Сталин и Мандельштам» и другие. Строго говоря, это нельзя назвать моим литературным трудом или исследованием. Есть много русских публикаций на эту тему, а моя задача в том, чтобы обобщить их и представить немецкому читателю.

Вторая книга – очень личный проект. После смерти отца я нашел его дневник времен войны. В нем он писал о своих сомнениях, описывал, как жилось в годы войны, как он был в кружке католической молодежи, какие у них были проблемы с гестапо и т. д. Идея написать книгу принадлежит одной польской писательнице из Вроцлава. Я как-то рассказал ей, что мои родители жили когда-то в этом городе, что сохранился дневник отца, что отец всю свою жизнь поддерживал отношения со своими товарищами, с которыми он дружил еще в довоенное и военное времена.

У них была компания из шести молодых людей. Все они пережили войну, у каждого своя судьба. Один остался в ГДР, второй эмигрировал в США, третий стал католическим священником в Германии… Я хочу написать о четверых из них: как они жили во время войны, о чем думали, как менялось их мировоззрение, как они жили после войны в разных зонах оккупации, как бежали из советской зоны, о том, что они пережили. Они не были в антифашистском движении сопротивления, они были пассивными; они хотели спастись и просто жить. Такая вот маленькая история в большой истории.

Справка БЕЛРЫНКА
Томас Урбан родился в 1954 г. в Лейпциге. В конце 1955 г. семья сбежала из ГДР в Западную Германию. Окончил Кельнский университет, в котором изучал романистику, славистику и историю Восточной Европы. В Кельне был сотрудником высланного из СССР диссидента Льва Копелева. В 1981-82 гг. был аспирантом МГУ им. М.Ломоносова, но был выслан за связь с диссидентами. Работал корреспондентом Associated Press и германского информационного агентства dpa, с 1988 г. — в газете Süddeutsche Zeitung (1988–1992 гг. – в Варшаве, 1992–1997 гг. – в Москве, потом в Киеве и снова в Варшаве, с 2012 г. руководит корреспондентским бюро газеты в Мадриде).