Кто сдерживает реформы?

«Без рыночных реформ спад жизни будет долгим». Это базовое утверждение экономист Леонид Злотников вынес в заголовок своей статьи. Кто бы спорил. Необходимость реформ сегодня осознают даже в правительстве, что вынуждает гаранта стабильности регулярно напоминать своему окружению о неизменности курса.

Поведение гаранта понять несложно. Вопреки расхожему мнению, свой политический бэкграунд он сформировал не в советские годы, а в годы «величайшей геополитической катастрофы XX века». Поэтому, воспользовавшись подсказкой политолога Глеба Павловского, гаранта белорусской стабильности можно смело причислить к когорте политиков, которые не просто уцелели в катастрофе, но и преуспели благодаря ей.

Выжившие в катастрофе хорошо усвоили урок Михаила Горбачева, пытавшегося укрепить свою власть за счет реформ. Отсюда естественная аллергия на любые предложения по реформированию.

Понятно, что у Леонида Злотникова иное представления о реформах и их последствиях. Он, в частности, уверен, что переход к рыночной экономике в Беларуси может быть осуществлен без существенного снижения уровня жизни населения. Приведу ключевой фрагмент обоснования уверенности экономиста: «При нормальной команде реформаторов переход к рыночной модели даже от социалистической экономики составлял около трех лет (Польша, Эстония). Но там заново происходило формирование рыночных институтов. В Беларуси большинство рыночных институтов уже давно сформировано. Надо лишь очистить их от социалистического содержания. Поэтому здесь второго трансформационного спада практически не будет. Опыт работы в рыночных условиях с административными препятствиями уже получили десятки тысяч белорусских предпринимателей. Надо полагать, им не нужно будет долго усваивать правила игры без этих препятствий».

После «Крымнаша» раскол в обществе углубился

Буквально каждое предложение в цитате вызывает потребность возразить, но прежде чем приступить к реализации данной потребности, я призову на помощь российского социолога Симона Кордонского: «Мое глубокое убеждение состоит в том, что основной посыл реформаторства – то, что для реформатора не имеет значения реальное состояние объекта реформирования. Его интересует только то состояние, к которому объект придет в результате реформирования».

Переход Польши и Эстонии от социалистической экономики к рыночной модели занял около трех лет. Простите, а к нам это какое имеет отношение? В Эстонии переход к рынку возглавила политическая сила, победившая на выборах под лозунгом «Ради независимости мы готовы питаться картофельными очистками». Такова была цель и такова была готовность большинства избирателей жертвовать личным благополучием ради ее достижения.

Для реализации любой масштабной задачи (смена социально-экономической модели – это супермасштабная задача) требуется то, что в политологии принято называть «базовым консенсусом». Имеется таковой в Беларуси? НИСЭПИ проводит опросы на регулярной основе с мая 1992 года, но ничего хотя бы отдаленно напоминающего готовность белорусов двигаться в одном направлении так ни разу зафиксировать и не удалось. Более того, после «Крымнаша» и последовавших за ним событий раскол в обществе углубился до невиданного прежде значения.

Леонид Злотников свой оптимизм связывает с «нормальной командой реформаторов». Наличие жизни на Марсе, насколько мне известно, несмотря на многолетние усилия доказать так и не удалось. Откуда же тогда она возьмется? И какова должна быть ее численность, чтобы обладать реальными возможностями не только разработать реформы, но и организовать процесс их проведения?

Переход к рыночной модели потребует изменения поведения миллионов людей, среди которых десятки тысяч руководителей. Вот как их основную характеристику описал в свое время гарант стабильности: «Можете то, что я сказал, переложить на губернатора, на председателя райисполкома. Вы там маленькие «президенты» на своих участках, у вас достаточно широкие полномочия и функции, стиль работы примерно такой же, правда, перебирать не надо, а то многие копируют».

Белорусская модель – это не Лукашенко, а Лукашенки. На бытовом языке подобные структуры принято называть «матрешкой», а на научном – фракталом (объект, в точности или приближенно совпадающий с частью себя самого, т. е. целое имеет ту же форму, что и одна или более частей).

Большинство маленьких «президентов» и сегодня весьма неплохо себя чувствуют. Белорусская модель позволяет им собирать свою долю административной ренты, особо не напрягаясь. Жизнь, разумеется, не без проблем. Всякое может случиться, но какую альтернативу в состоянии предложить им «нормальная команда реформаторов»?

«Если бы математические аксиомы задевали интересы людей, они наверняка опровергались бы». Это Маркс. Рынок с его конкуренцией минимизирует административную ренту, следовательно, переход к рынку максимизирует количество противников такого перехода среди большинства руководителей всех уровней.

Замечания от Дугласа Норта

Еще один повод для оптимизма – наличие рыночных институтов. Но тучка на горизонте имеется и в данном случае. Рыночные институты в Беларуси заполнены социалистическим содержанием. Вот тут-то я и растерялся. Полагаю, что на моем месте растерялся бы и один из отцов-основателей институциональной экономики нобелевский лауреат Дуглас Норт.

Предоставляю слово классику: «Мы знаем, как устроены эффективные институты либеральной экономики, единственное, чего мы не знаем, – как их сделать». Дуглас, прошу прощения за фамильярность, проблема не стоит и выеденного яйца. Находите институт, рыночный по форме, но социалистический по содержанию, и, уподобившись Гераклу, очищаете его от этого самого содержания.

Вы (Дуглас) полагаете, что «институты далеко не всегда создаются для того, чтобы быть социально эффективными»? Вы настаиваете на том, что институты «создаются скорее для того, чтобы служить интересам тех, кто занимает позиции, позволяющие влиять на формирование новых правил»? Это потому что вы не учли потенциал «нормальной команды реформаторов». Понимаю, вы не специалист по марсианам, но это ваши проблемы.

Цитировать классика можно долго. Но я вынужден ограничить себя еще одной цитатой: «Мы, живущие в современном западном мире, считаем, что жизнь и экономические процессы подчиняются писаным законам и правам собственности. Однако даже в самых развитых экономиках формальные правила составляют небольшую (хотя и очень важную) часть той совокупности ограничений, которые формируют стоящие перед нами ситуации выбора. Наше поведение в огромной степени определяется неписаными кодексами, нормами и условностями».

Негативная динамика

«Блат сильнее Совнаркома», – говорилось в еще глубоко советские времена. Блат или личные связи и есть наш главный институт. Соперничать с ним способен разве что институт коррупции. Чтобы не быть голословным, предлагаю открыть журнал института социологии НАН РБ «Социологический альманах» № 4. На стр. 164 опубликована прелюбопытная таблица.

Кто сегодня преуспевает в белорусском обществе?

Все люди, независимо от места проживания, желают, в принципе, одного – личного благополучия, здоровья и т. п. Однако стратегии для достижения желаемого формируются под диктовку культурного контекста. Для понимания своеобразия белорусского культурного контекста достаточно сравнить первую строку таблицы с последней. Впечатляет?

А теперь сравним распределение ответов по всей выборке с распределением ответов молодежи. Разница незначительная. Ничего удивительного в этом нет. Культура воспроизводится. Подобное родит подобное. На языке институциональной экономики это принято называть «эффектом колеи» или path dependence (зависимость от предыдущего пути развития).

Вот с такой социальной реальностью и столкнется «нормальная команда реформаторов», и если она не прибудет к нам с Марса, то степень ее личной нормальности если и будет отличаться от общенационального уровня, то незначительно. При этом еще не факт, что отличаться она (степень нормальности реформаторов) будет в лучшую сторону. Опыт первых и последних демократических президентских выборов 1994 года подобного оптимизма не внушает.

Небольшой комментарий по поводу опыта работы в рыночных условиях, который «получили десятки тысяч белорусских предпринимателей». Безусловно, подобный опыт имеется, но его не следует преувеличивать. Белстат регулярно публикует структуру денежных доходов населения. За январь – ноябрь 2015 года она выглядела следующим образом: оплата труда – 61,1%, доходы от предпринимательской и иной деятельности, приносящей доход, – 8,2%, трансферты населению (пенсии и пособия, стипендии и другие трансферты населению) – 23,0%, доходы от собственности – 4,5% и прочие доходы – 3,2%.

Долю в размере 8,2% от предпринимательской деятельности в структуре доходов населения следует признать крайне незначительной. В далеком 2005 году она составляла 15,4%. Так что динамика налицо, но это негативная динамика.

Прогноз – деградация

Леонид Злотников, обосновывая свой оптимизм, не упомянул фактор наличия или отсутствия гаранта стабильности, а это ключевой момент. На рассмотрение ситуации перехода от лукашенковской модели под руководством Лукашенко к постлукашенковской модели, я полагаю, нет смысла тратить время.

Согласно классику цивилизационного анализа Арнольду Тойнби, один и тот же индивидуум не в состоянии дать ответы на два или более последовательных вызова. Личность, поясняет английский историк, сумевшая однажды добиться успеха, стремится «почить на лаврах в своем сомнительном рае». Успех порождает иллюзию в виде возможности его повторения «в ответ на любой новый вызов».

Итогом подобного заблуждения является формирование ситуации, при которой прежний триумфатор «сам становится причиной несчастий, пытаясь добиться невозможного». Это самая распространенная тема афинской драмы V в. до н. э., поясняет Тойнби. Аналогичная драма среди родных берез и осин разворачивается на наших глазах.

Разумеется, возможен вариант перехода от лукашенковской к постлукашенковской модели без Лукашенко. Актуальность пословицы «Все мы под Богом ходим» еще нигде и никому опровергнуть не удалось. Но выстраивать политологический прогноз на подобных ожиданиях – занятие несерьезное.

Тем не менее прогноз на среднесрочную перспективу дать несложно. С большой степенью вероятности можно ожидать продолжения ДЕ-ГРА-ДА-ЦИ-И. Лукашенко не является инициатором данного процесса. Он – лишь верный продолжатель дела старших товарищей, не сумевших осуществить переход советской экономики от индустриальной к постиндустриальной модели развития.

«Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!» – утверждала девочка Алиса из сказки Льюиса Кэрролла. Но для культуры, в которой только 4,7% взрослого населения рассматривают труд в качества фактора личного преуспевания, задача-минимум (оставаться на месте) невыполнима. Поэтому новая смута уже маячит на горизонте.

Смуту не следует путать с революцией. На роль локомотива истории смута претендовать не в состоянии. Причина – в отсутствии социальных сил, способных породить многочисленные «нормальные команды реформаторов», как это было во времена классических буржуазных революций, описанных Марксом.