Беларусь: из первого мира в третий

Примеры деградации национальных экономик за последние десятилетия встречаются гораздо чаще, чем примеры успешного развития

Забава раскладывать все по полочкам родилась не сегодня. Мао Цзэдун, например, все многообразие международных отношений сводил к взаимодействию трех политико-экономических миров: первого мира – сверхдержав США и СССР, второго мира – «промежуточные силы: Япония, Европа и Канада», и третьего мира – «Азия, за исключением Японии», «вся Африка… и Латинская Америка».

Западный вариант трех миров отличался от варианта Великого кормчего: первый мир – США и их союзники, второй мир – СССР и его союзники, третий мир – нейтральные и неприсоединившиеся страны.

После «величайшей геополитической катастрофы XX века» экономические критерии потеснили политические, и под первым миром сегодня обычно понимают высокоразвитые индустриальные государства с рыночной экономикой и высоким уровнем жизни. Последняя характеристика, как показывает практика, недостижима без демократии и верховенства права (разумеется имеются исключения – petrostates).

У социологов свой взгляд на проблему глобальной стратификации. Они предпочитают говорить о развитых, переходных, развивающихся и наименее развитых странах. В последнюю группу в 1971 году входило 24 государства, а в 2018 – 47!

Такое удвоение свидетельствует о том, что современная глобализация прогресса не гарантирует. Оно подтверждает правоту парадокса президента Московской высшей школы социальных и экономических наук Теодора Шанина, согласно которому развивающиеся страны – это страны, которые не развиваются.

Немного российской статистики

Разумеется, имеются и исключения. Но их можно пересчитать по пальцам одной руки, что в свое время и сделал английский экономист Ангус Мэддисон. Приведу его список стран, сумевших за последние 30-40 лет вырваться из третьего мира, и не задерживаясь во втором, закрепиться в первом: Япония, Республика Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур.

Любознательным рекомендую отыскать в интернете книгу первого премьер-министра Сингапура Ли Куан Ю: «Из третьего мира – в первый. История Сингапура (1965-2000)».

Для понимания культурной пропасти, лежащей между первым и третьими мирами, приведу фрагмент из книги: «Приспособление к новым условиям давалось нелегко и зачастую вело к комичным, даже абсурдным результатам. Несколько фермеров, разводивших свиней, не могли расстаться со своими животными и забрали их в многоэтажные дома. Надо было видеть, как они гоняли свиней по лестницам многоэтажных зданий. Одна семья, в которой насчитывалось 12 детей, переезжая из хижины в новую квартиру на Олд эйрпорт роуд, взяла с собой десяток кур и уток, чтобы держать их на кухне. По вечерам дети искали червяков и насекомых на газонах, чтобы кормить ими птиц».

В 2017 году с 94,1 тысяч долларов ВВП на душу населения по паритету покупательной способности Сингапур оказался на третьем месте, а упорно следующая своим путем республика-партизанка с 18,9 тыс. долларов – на 68-м (данные МВФ). Чувствуете разницу? И это при том, что в начале 70-х, когда сингапурские дети перекапывали городские газоны в поисках червяков для кур и уток, Беларусь гордо именовалась «сборочным цехом СССР». Такая вот динамика. Разнонаправленная динамика.

Важной составляющей успеха Ли Куан Ю стало его умение выбирать геополитических партнеров исключительно среди стран, которые могли бы усилить экономику Сингапура. Само по себе стремление к завоеванию титула «сборочного цеха» еще никого не обрекало на отставание. Тут многое зависело от того, что и для кого планировалось собирать.

«Беларуская модель», несмотря на регулярные рассуждения ее главного архитектора о многовекторности, ориентируется на Россию, в которой кризис в промышленности – гражданской и военной – принял необратимый характер.

Немного статистики, позаимствованной у экономиста Владислава Иноземцева: «В 2016 году Россия произвела 30 гражданских самолетов против 194, выпущенных СССР в 1988-м. Не заметен прогресс даже в столь любимых властями нефтяной и газовой отраслях: в 1990-2015 годах объем добычи в них соответственно вырос на 4,8% и сократился на 2,9%. В результате если в 1990 г. доля РСФСР в мировой добыче нефти составляла 16,2%, а газа – 29,8%, то по итогам 2015 г. эти показатели снизились до 12,4% и 16,3%. <…> Если в американской компании Lockheed Martin в 2014 г. на одного сотрудника приходилось 407 тыс. долларов выручки, то в российской Объединенной авиастроительной компании – 404 тыс. рублей.

В 1980 г. номинальный ВВП СССР оценивался в 1,2 трлн. долларов, тогда как ВВП Китая – 226 млрд. В 2017 г. российский ВВП приблизился к 1,6 трлн., в то время как ВВП Китая составил 12 трлн. Естественно, не юаней, а долларов.

Не задача, а проблема

Очередное обострение отношений среди учредителей Союзного государства родилось не на пустом месте. Россия, стремительно деградировавшая до страны «второго мира», продолжает жить представлениями о самой себе как о сверхдержаве. Отсюда неадекватность во внешней политике, выражающаяся в неспособности осознать свое реальное место в мире (пока еще во втором).

Но рассуждения Путина о прорыве, который нужен России, и который «мы можем сделать», остается лишь фигурой речи без осознания необходимости в свершении реальных шагов на сближение со странами первого мира.

На протяжении последних трехсот лет все успешные модернизационные рывки России начинались с осознания своего отставания и готовности идти в ученики к Западу. За условную точку отсчета первого рывка можно принять решение Бориса Годунова, пославшего группу дворянских детей учиться за границу. Для государства, чье религиозно-политическое своеобразие опиралось на концепцию «Москва – Третий Рим», такое решение дорогого стоило. Но пушки латинян, как это выяснилось в ходе Ливонской войны, стреляли лучше пушек носителей истинной веры.

Первый блин получился комом. Никто из недорослей не вернулся, но процесс пошел. К сожалению, пошел он с большой долей национальной специфики, главным элементом которой на протяжении уже трех веков является патологическое стремление политической элиты из трех классических составляющих модернизации (экономика, политика, идеология) ограничиться лишь экономикой.

При такой избирательности о достижении конечной цели – построении общества модерна – не могло быть и речи. Данный вопрос не стоит на повестке дня и сегодня. В современной Беларуси единственным субъектом модернизации, как и в годы сталинских пятилеток, остается номенклатура.

О том, насколько успешно номенклатура модернизирует экономику, нам регулярно рассказывает Лукашенко. Прошедший 2018 г. оказался чрезвычайно богат на подобные рассказы. Чтобы не растекаться мыслью по древу, достаточно вспомнить о неоднократных визитах главы государства в город, который официально был взят за «образец того, как необходимо развивать подобные крупные для Беларуси населенные пункты».

Имя этого города не является тайной. Это Орша. За неспособность довести образец до требуемой кондиции правительство Кобякова в августе было отправлено в отставку. Не оно первое и не оно последнее.

«Если бы все было так просто, – поясняет экономист Александр Аузан, – если бы модернизация была «задачей», то мы бы давно наблюдали модернизированный мир. Но мы этого не видим, мы видим очень небольшое количество модернизированных стран. Потому что модернизация – это не задача, а проблема. Задача решается по определенной формуле: есть формула, работали по этой формуле – получили решение задачи. А с модернизацией так не получается».

Сингапурский опыт по переходу из третьего мира в первый механически перенести нельзя уже в силу того, что главным мотором этого перехода был не так называемый «национальный лидер», а предприниматели как местные, так и иностранные.

Ограничусь еще одной цитатой из книги Ли Куан Ю: «В борьбе за выживание мы руководствовались простым принципом: Сингапур должен был стать более организованным, более эффективным и более энергичным, чем другие страны региона. Если бы мы были просто так же хороши, как наши соседи, у предпринимателей не было бы никаких оснований для того, чтобы обосноваться в Сингапуре. Мы должны были создать для инвесторов возможности работать в Сингапуре успешно и прибыльно, несмотря на отсутствие внутреннего рынка и природных ресурсов».

Похвастаться наличием масштабного внутреннего рынка и обилием природных ресурсов не может и Беларусь, что не помешало главному архитектору «белорусской модели» в 1995 г. удостоить предпринимателей звания «вшивых блох». Звание это своей актуальности не потеряло.

Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно обратиться к последнему новогоднему обращению Лукашенко к белорусскому народу: «Но особую теплоту своих слов я направляю вам, труженикам полей и заводов, нашей интеллигенции, защитникам Отечества, старшему поколению и старикам. Всем, кто создал на благодатной белорусской земле первое суверенное и независимое государство, продолжает творить его настоящее».

В этом перечне и год, и два, и десять лет тому назад места для предпринимателей в новогодних обращениях не находилось, и нет смысла надеяться, что в ближайшие годы ситуация изменится.