Пора менять риторику

Собираясь с визитом в Пекин, Лукашенко, что очевидно, тщательно готовился к своим официальным заявлениям и привычным экспромтам, предназначенным журналистам и простой публике для «оживляжа». Это и понятно, поскольку предполагалось решать стратегическую для него задачу: просить у китайских товарищей денег на сохранение себя во власти.

Сама цель визита не могла не льстить китайцам, но привычная риторика, избранная Лукашенко специально для таких случаев много лет назад, сегодня, вероятно, вызывает их раздражение.

ПЕКИНСКИЕ СТУДЕНТЫ МОГУТ НЕ ПОНЯТЬ

Например, Лукашенко привычно посетовал, что до сих пор пребывает в ностальгии: «Исчез Советский Союз, и, вы видите, мир заколебался на одной опоре. Я не осуждаю здесь американцев, но факт остается фактом. Опора одна – и мир шатается…».

Но у пекинских студентов, вероятно, этого чувства нет и не может быть. Ведь именно КНР первой из социалистических стран после смерти Сталина обидно хлопнула СССР по носу, когда убедилась в бесполезности хрущевских реформ, брежневского застоя, которые все дальше и больше превращали его во второсортную страну. А сам Китай в это время (поначалу казалось — понарошку) погнался за США и через полвека с небольшим догнал его по ряду важнейших показателей. Достиг, возможно, ассиметричного, но реального равновесие этих (супер)держав. 

С распадом СССР мир ни на мгновение не оставался однополюсным, что было бы противно природе вещей, поскольку второй полюс тут же обнаружился в Китае. Представляется, что вузовский курс истории советско-китайских отношений начала 60-90-х годов для китайских университетов рассказывает не столько об утратах СССР, сколько об исторических победах, которые в это время совершил Китай. 

Независимо от того, как лично Лукашенко к этому относится. Хотя он дипломированный историк (и дипломированный экономист, о чем вспомним ниже), но об этой ожесточенной борьбе за выживание «двух социалистических государств», он ровным счетом ничего не знает. Отметил мельком, что в отношениях между народами не всегда были «светлые и хорошие дни», что «доходило и до военных столкновений на границе», но «хорошего всегда было больше».

Полвека назад советские люди и их руководители так не считали. После Совещания представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран в ноябре 1957 года (после смерти Сталина, после ХХ съезда КПСС), как писали в партийной прессе, «руководители КПК встали на путь раскола международного коммунистического движения». «Интернационал» без китайской компартии, это то же самое, что СССР без Украины. К тому же к КПК примкнули руководители Албанской партии труда.

Китайских коммунистов и лично Мао Цзэдуна больше других раздражала персона Хрущева. Первый секретарь ЦК КПСС был обязан крепить единство международного коммунистического движение (помогать всеми способами – деньгами, продовольствием, материальными ресурсами, вооружением, военной силой), но для этого требовался мир. С Америкой! На приеме в Пекине 30 сентября 1959 года он сказал: «Надо все сделать, чтобы исключить войну как средство для решения спорных вопросов, надо решать эти вопросы путем переговоров». 

ВЫЖИВШИЕ СТАНУТ КОММУНИСТАМИ

Китайские коммунисты, которые в это время с советской военной, ресурсной и научно-технической помощью осваивали производство собственной атомной бомбы, возмутились. Грубо говоря, назвали миролюбивую политику Хрущева «ревизионистской ересью». В ответ Хрущев свернул сотрудничество. В частности, на родину были отозваны тысячи специалистов, в том числе, атомщиков, которые, как писали в международной прессе, пытались хотя бы частично разрушить то, что было ими сделано для производства бомбы.

В итоге 14 октября 1964 года товарищи по партии, отстраняя Хрущева от власти, обвиняли его и в том, что помог Китаю стать «ядерной державой», а 15 октября они взорвали свою бомбу. И пошутили при этом, что вот какие пышные проводы они устроили Хрущеву. Отметим, что в то время бомбу китайские коммунисты, подобно нынешним северокорейцам, считали оружием для борьбы с империализмом. Для Мао в то время бомба не считалась оружием сдерживания. Он вообще плотоядно поэтизировал ядерную войну, после которой выжившие люди во всем мире поголовно станут коммунистами.

В феврале 1965 года, когда сменивший на посту первого секретаря ЦК Н. С. Хрущева генеральный секретарь Политбюро ЦК КПСС Л. И. Брежнев решил в основном свои организационные вопросы, то послал в Пекин для переговоров предсовмина А. Н. Косыгина. Мол, заглаживай углы и договаривайся. Когда же Косыгин приступил к делу, то услышал от «Великого кормчего»: «Наши разногласия столь глубоки, что споры между нами будут длиться десять тысяч лет». «Неужели так долго?», — опешил Косыгин. – «Ну, девять тысяч…», — ответил Мао Цзэдун.

Уже после исчезновения СССР «перестроечный» предсовмина СССР Николай Рыжков корил себя: «Почему я не сделал так, как в Китае?» Ответ простой, он русский, а не китаец, он Рыжков, а не Дэн Сяопин. В 1969 году начались вооруженные стычки на реке Уссури, китайцы начали печатать географические карты, стараясь доказать, что СССР удерживает территории, которые ему не принадлежат – к северу от Амура, в Киргизии и Казахстане, и в Москве заговорили о «панмонголизме» и «желтой опасности». А журналисты подсчитали, что в четырех томах трудов Мао Дзэдуна (изданных в Москве и на китайском языке!) 22% ссылок относятся к Конфуцию и только 4% — к Марксу и Энгельсу. 

БЫЛ ЛИ ЛУКАШЕНКО КОНФУНЦИАНЦЕМ?

Известно, что Лукашенко был коммунистом (членом партии), но был ли он конфуцианцем? Это принципиально для оценки заявления, сделанного Лукашенко в беседе с премьером Госсовета КНР Ли Кэцяном. По его словам, он на протяжении двух с половиной десятков лет интересуется опытом развития Китая и, будучи еще депутатом, предлагал использовать китайский опыт в Беларуси, не разрушая тогда систему и государственное устройство. То есть предлагал «китаизацию БССР», к которой склонялся, но не решился провести в СССР Николай Рыжков.

Но Лукашенко, как и Рыжков, не был конфунцианцем. Однажды он опрометчиво восхитился Гитлером, позитивно отзывался о Сталине, запанибратски обвинял Горбачева в непоследовательности, критиковал Ельцина, но больше всего цитировал свои прежние высказывания или даже упоминал интимные, остававшиеся неизвестными публике до последнего очередного выступления, желания. И сейчас, беседуя с премьером Госсовета КНР Ли Кэцяном белорусский лидер заявил, что еще до своего президентства он «интуитивно» понял, что будущее планеты за Китаем: «Как видите, я не ошибся!». Сомнительный комплимент китайцам, которые всегда знали место и роль своей страны в современной истории. А что знает Лукашенко о роли и месте Беларуси сейчас и в будущем? В однополярном мире, где Китай претендует на роль единственной сверхдержавы?

ЧЕРЕДА «КРЕПКИХ ХОЗЯЙСТВЕННИКОВ»

Часто применительно к «говорениям» белорусского лидера вспоминают расхожую фразу: «Остапа понесло». Мол, его «интуиция» не реализовалась потому, что в то время бывшие во множестве либералы избрали западный путь развития. Возможно, были в Беларуси либералы, но где они оказались после августа 1994 года? Михаила Чигиря, которого либералом можно назвать достаточно условно, через два года сменил Сергей Линг, очень «памяркоўны» прежний номенклатурщик, за которым последовала череда ничем не приметных премьер-министров. А можно ли причислить к либералам доктора экономики Михаила Мясниковича, который в бытность премьером «изобрел» указ о налогах на безработных? Или взять такую важнейшую для данного этапа структуру – Минтруда, которое последовательно снижало государственные гарантии работнику и при Марианне Щеткиной ограничило их неприличным для социального государства минимума.

Понимай так, что либералов давно нет, а западный путь остался? Нет. Оказывается, по словам, произнесенным Лукашенко по поводу визита одного высокого китайского гостя в Беларусь лет десять назад, он, став президентом, все лучшее из китайского опыта перенес на белорусскую почву, получил замечательные результаты и давно превзошел уровень 90-х годов. На самом деле белорусское «экономической чудо» напрямую обусловлено ростом нефтяных цен на мировом рынке и продажей нефтепродуктов в ЕС. А косвенно экономический рост в Беларуси определялся мощным подъемом китайской экономики, который «разогревал» цены на энергоносители во всем мире.

Тем не менее, попробуем разобраться с этой «китайской грамотой». В самом начале своей реформаторской деятельности Лукашенко решительно отказался от «шоковой терапии», осуществленной в Восточной Европе, успешнее всего — в Польше. Он решил сохранить лучшее от командно-административной системы — крупные «валообразующие предприятия», крупнотоварные (на самом деле — в особо крупных размерах убыточные) сельскохозяйственные организации (колхозы, совхозы, госхозы), обеспечить им государственную поддержку, сохранить государственные дотации. Правительство в то время озадачилось поиском перспективных направлений развития (экспорт, сельское хозяйство, строительство), определением «точек роста» для последующего перераспределения доходов в их пользу.

ПРОБЛЕМА ГОЛОДА ПЕРЕСТАЛА БЫТЬ ГЛАВНОЙ

Этот «белорусский путь», внешне похожий на «китайский», в первую очередь, по темпам, совершенно не похож по полученным результатам. «Архитектором» китайских реформ был Дэн Сяопин, который руководствовался безупречной посылкой: «Чтобы перейти реку, надо ощутить под ногами камни». Она предполагала поэтапное распространение и углубление успешного первоначального опыта в сельском хозяйстве и других кризисных отраслях. Затем рыночные преобразования постепенно распространялись на всю экономику по мере появления необходимых элементов институциональной структуры. Как отмечают исследователи, в результате поэтапной либерализации рыночные корпорации получили мощный стимул к извлечению экономической ренты за счет перемещения товарных из дешевого и контролируемого госсектора в либерализованные и более дорогие сектора. Лекарством от этой беды стала либерализация цен во всех сферах.

К слову, в Беларуси до сих пор тарифы и цены, например, на ЖКХ и продовольствие регулируются. Хотя правительство, неоднократно заявляло о необходимости их либерализации, оно не успевает это сделать в течение очередного президентского срока, отказываясь от этой затеи перед новыми перевыборами. 

Классическим примером поэтапного реформирования может служить сельское хозяйство в Китае. В этой стране проблема голода, возникшая во времена «народной власти», не только не была решена к 1976 году, когда умер Мао Дзэдун, но и предельно обострилась. Смертность достигала десятков миллионов людей и была огромной даже с учетом колоссальной численности населения. Дэн Сяопин, наследовавший власть, репрессированный в период «большого скачка» за «экономический прагматизм», знал, что надо делать и как. В 1978 году была начата осторожная, а затем и все более масштабная либерализация цен, народные сельхозкоммуны, которые не всегда могли прокормить даже себя, были преобразованы в крестьянские хозяйства, земля которых де-факто стала собственностью крестьян, которые работали непосредственно на рынок и получили мощный стимул для развития.

Параллельно рыночные преобразования охватили коммунальное хозяйство, которое максимально открылось для частного бизнеса. К 1984 году, когда реформа «достигла города», Китай впервые за годы социализма «накормил население» и проблема физического голода перестала быть главной. В городах большую финансовую самостоятельность получили органы местного самоуправления, изменилась система управления государственными предприятиями – их финансирование, прежде осуществляемое из бюджета, было возложено на банковскую систему.

Банк определяет, какое предприятие нужно и можно кредитовать, какое нет. У нас банки кредитуют госпредприятия, потому, что они принадлежат государству, колхозы – потому, что колхозы де факто тоже принадлежат государству. У нас, как величайшее ноу-хау премьер-министром обещано селективное финансирование под конкретные и быстро окупаемые проекты, поскольку на перспективные работы денег нет. Оказалось, и это доказал пример модернизации деревообработки, что правительство на роль эффективного банкира не годится. Деньги тратить умеет, возвращать с процентами — нет. 

Впрочем, это справедливо в отношении любого, не только белорусского правительства. Именно по этой причине в эффективных экономиках ни правительства, ни главы государства не занимаются бизнесом. За 10 лет государственный сектор Китая проиграл в конкуренции частному, плановая экономика фактически сошла на нет, государственные предприятия или «вписались» в новые экономические реалии – приватизированы, в том числе акционированы, проданы «эффективным инвесторам», которых тщетно ищет Лукашенко для своей «модели», или ликвидированы. Главным субъектом их преобразований стали банки. Выбирали из предприятий тех, кого можно и нужно кредитовать, кого не кредитовать ни в коем случае.

МЕДЛЕННАЯ ПО ТЕМПАМ, НО НЕ ПО РЕЗУЛЬТАТАМ

Иными словами, китайская рыночная экономика разительно и принципиально отличается от белорусской. Если белорусскую экономику оценивать в плане институциональных преобразований, то она далеко отстала, находится в самом начале пути, на который когда-то вступил Дэн Сяопин. Когда заработную плату китайца по стоимости сравнивали с ценой горстки риса, когда решительный настрой на реформы в сочетании с фантастической дешевизной рабочей силы зарекомендовал себя гигантским эффективным инвестиционным рынком, вследствие чего закрутилась китайская экономика, изменила в стране все, едва ли не в первую очередь повысила доходы населения. 

Китайскую реформу можно считать медленной по темпам, но отнюдь не по результатам. С той поправкой, что для истории единицей времени является жизнь одного поколения, а еще конкретнее, то продолжительность политической жизни лидера реформ. В политически консервативном Китае, где эту роль взял на себя Дэн Сяопин, его реформаторский потенциальный во многом определялся неофициальным партийно-государственным титулом Великого продолжателя дела Мао Обновителя Китая, который при сохранении на должном уровне политической интриги мог сохраниться пожизненно. Но он ушел с политической арены в 1992 году, когда убедился, что сделано достаточно, чтобы гарантировать экономику от возвращения ее в прошлое, тем более, что его соратники-товарищи откровенно опасались за КПК сиречь за собственную власть.

После смерти Дэн был официально провозглашен «великим марксистом, великим пролетарским революционером, государственным деятелем, военачальником и дипломатом, одним из главных руководителей Коммунистической партии Китая, Народно-освободительной армии Китая и Китайской Народной Республики, великим архитектором китайских экономических реформ и социалистической модернизации».

Одним словом, Великий. Я бы добавил – загадочный. Вот, например, прощальное заявление Дэна, сделанное им в марте 1992 года на заседание Политбюро ЦК КПК, может смутить, допустим, современных белорусских идеологов: «Не стоит сковывать себя идеологическими и практическими абстрактными спорами о том, какое имя это все носит – социализм и капитализм». Действительно, стоит ли требовать марксистской преданности от крестьянина, фактически имеющего в собственности землю, если свое кулацкое хозяйство богатеет быстрее, чем у большинства менее умелых соседей? От коммуниста, возглавляющего совет директоров частной к тому же международной компании, от коммуниста-банкира?

НИКОГДА И НИГДЕ НЕ БЫЛО ПРЕЗИДЕНТОВ-ПРОФЕССИОНАЛОВ

Дела важнее слов. Как сообщил заместитель министра финансов Беларуси Максим Ермолович, даже при успешном развитии частных и малых инициатив значительная доля их налогов идет не на развитие, а на дотации убыточным предприятиям. Но государство сегодня (!) отказаться от крупных промышленных гигантов не может, поскольку они создают основу всей нашей экономики. То есть получают большие и постоянно растущие убытки, к покрытию которых понуждались «малые и частные». А сегодня, получается и они уже не могут производить нужные гигантам для их обременительного существования доходы.

Лукашенко обожает слово «профессионализм», и всюду, где может, «ставит на место» профессионалов. Но никогда и нигде не было профессиональных монархов, вождей, президентов и реформаторов. Например, Людвиг Эрхард, первый в мире либеральный реформатор, которому пришлось наяву столкнуться с реальным вторжением правительства в экономику, будучи министром действовал вопреки большинству в правительстве, преодолевая сопротивления профсоюзов, и моментально развернул экономику к рынку. В этом состоянии до сих пор находится и «процветает» Германия. Лешек Бальцерович — один из многих либеральных экономистов в постоянно диссидентствующей Польше — сумел вынудить популистское правительство Валенсы подчиниться рыночным реалиям и провести «шоковую терапию». Молниеносно. В итоге поляки остались при своих растущих доходах, реформатор возвратился в свою профессию, в теоретическую и прикладную науку как ученый и специалист.

Учтем, что Эрхард всегда был беспартийным, а Бальцерович в молодости принадлежал к властвовавшей партии – ПОРП. Был коммунистам и в этом качестве подчинялся профессиональному партийному и государственному руководству. В свое время и до наступившего после для него часа.

Но именно о таких «профессионалах», если не подводит память, говорил еще один приметный европейский реформатор, президент Чехословакии (позже – только Чехии), не экономист и не историк, но литературный критик, драматург, режиссер и преследуемый прежними властями диссидент: «диссидентсво» есть «сила в бессилии», но оно не обречено на неудачу.

Противостоящая диссидентам политическая система настолько политически инертна, что фактически не допускает никакого протеста в своих сплоченных рядах. Она на самом деле всесильна, может использовать с пользой для себя всех и всякого, но убедительно распорядиться не может. Как только она утратит бдительность и ослабит контроль, «диссидентство» восстановится как норма во всех отношениях политической, экономической, социальной и моральной жизни. Ведь трудно представить аморальную политику, которая усердствует в повышении благосостояния всех слоев населения. Напомню, Дэн Сяопину для нормализации экономики и закрепления ее результатов хватило десяти лет. В огромном Китае!

Несоизмеримы масштабы Беларуси и Китая. Тут всякому сравнению требуется тщательный подход. При оценке личностей. Например, Дэн Сяопина, последующих китайских лидеров с действующим лидером очень небольшой во многих смыслах Беларуси, который норовит мыслить категориями вечными. И формально обеспечил себе вечное политическое существование при отсутствии в стране китайской исторической основательности, признаваемой всем миром, в стране, расположенном на перекрестке Европы, которой он отказывает в развитии.

Не потому, что не хочет, потому что не может. Понимая, что всякие перемены для него смертельны. Опасаясь этого, он давно подмял под себя политику, подчинив ее своей главной цели – сохранению себя во власти.