Энергетика Украины: в отрыве от России

Беларусь утратила суверенитет своей газотранспортной системы, отмечает известный украинский эксперт в области энергетики Михаил Гончар, который считает, что в войне за Украину энергетический фактор сыграл далеко не последнюю роль.

В интервью БЕЛРЫНОК президент украинского Центра глобалистики «Стратегия XXI» Михаил Гончар рассказал о том, как Украина строит сегодня энергетически независимое государство.

– Сегодня считается, что локальные войны в мире идут в основном за энергоресурсы. Как вы считаете, в войне с Украиной присутствовал этот компонент?

– Присутствовал, и весьма существенно. Возможно, это не было мотивом номер один для развязывания агрессии гибридного типа, но это и не последний по своей значимости мотив.

Почему? Как раз на протяжении 2011-2013 годов в Украине стали интенсивно развиваться крупные мегапроекты по перспективной добыче газа на шельфе Черного моря – это во-первых. Во-вторых, прорабатывались два крупных проекта, связанных с разработкой нетрадиционного газа. Один – на востоке Украины, в Харьковской и Донецкой областях, – по газу плотных пород, и второй – на западе Украины, в Львовской и Ивано-Франковской областях, – по сланцевому газу.

Были подписаны два соглашения о разделе продукции Shell и Chevron соответственно на востоке и на западе Украины. По шельфу Черного моря был готов проект о разделе продукции – это в юго-западной части украинского сектора Черного моря вблизи румынского сектора, там, где уже было подтверждено наличие достаточно крупных запасов газа. Сюда должна была прийти компания номер один в мировой табели энергетической отрасли – Exxon Mobil.

– Насколько значимыми были эти проекты для Украины?

– Эти проекты не быстрые в осуществлении, они могли дать результат где-то к 2025 году, не раньше, но если бы они увенчались успехом, то это бы означало, что на территории Украины был бы сгенерирован дополнительный газовый поток в объеме нескольких десятков миллиардов кубометров. Плюс соседняя Польша, которая также занималась и все еще по инерции продолжает заниматься вопросами нетрадиционного газа.

В России увидели, что здесь, на территории Украины, появляются конкурентные газпромовским газовые потоки, которые приведут к тому, что Украина вообще не будет импортировать газ, а с учетом динамики снижения потребления и роста добычи потребность в импорте газа отпадет, и, таким образом, украинский рынок исчезает для «Газпрома».

Более того, в свое время мы просчитывали оптимистические и пессимистические модели, были также расчеты американских экспертов, которые показывали, что при положительной конъюнктуре Украина может даже стать экспортером газа. В небольших, правда, объемах. У Польши, например, был более благоприятный прогноз, так как там потребление газа небольшое. То есть новые газовые потоки потенциально могли бы забрать и часть российского газового рынка в Европе.

Дальше сработала простая логика: что надо сделать для того, чтобы проекты не состоялись? Очень просто. Увеличить до неприемлемого уровня риски этих проектов. Они прекрасно знают психологию западных компаний: там, где появляются дополнительный риск, неопределенность, западные компании уходят сами. Аннексия Крыма, война на Востоке – и все, западные компании ушли.

– Сейчас эти проекты остановлены?

– Проект на востоке Украины компанией Shell официально заморожен на основании соответствующей статьи соглашения о разделе продукции – форс-мажор. Компания Chevron на западе Украины, хотя это далеко от зоны боевых действий, также свернула проект. Правда, нельзя сказать, что причиной стала только агрессия в отношении Украины, в целом их стратегия оказалась провальной в Европе, они ушли из Польши, Румынии, Болгарии и Литвы. Тем не менее в Украине фактор войны также сработал.

Что касается проектов на шельфе Черного моря, то, так как Россия после аннексии Крыма изменила конфигурацию разграничения секторов, соответственно, компания Exxon Mobil также свернула свое участие, и почти готовое соглашение о разделе продукции так и не было подписано.

Они теперь пытаются предложить западным компаниям: если у вас были бизнес-планы на шельфе Черного моря, то пожалуйста, приходите. Однако никакого развития этих проектов не будет. Так как, согласно нормам международного права, де-юре это принадлежит Украине, де-факто территория контролируется Россией, и никакая серьезная компания не пойдет туда работать, зная, что существует фактор неопределенности правового статуса. Принять российский правовой режим означает нарваться на санкции.

Но Россия действует хитрее. Припугнув, по сути, западные компании, такие как Shell, нарастающей нестабильностью здесь, ей дали возможность войти в консорциум, который будет реализовывать «Северный поток-2» – проект, который уже соотносится с интересами «Газпрома». То есть в Украине Shell со стороны России был нанесен ущерб, а в Европе им предлагают компенсировать потери за счет использования дешевого газпромовского газа. Мол, мы вас и раньше предупреждали по поводу Украины, но мы вам компенсируем потери, которые вы там понесли.

– В связи с этим какова сегодняшняя позиция Украины по импорту газа?

– Еще в прошлом году на законодательном уровне было принято решение о том, что поставки энергоносителей не могут превышать 50% из одного источника. Кроме того, сегодня стоит задача выйти на полный отказ от импорта газа – любого – к 2025 году. Эта энергетическая стратегия подготовлена, хотя она пока не утверждена.

– Но если Украина не будет импортировать газ, то она теряет привлекательность и как транзитная страна?

– Наша позиция на переговорах сегодня такая. Если Россия нам говорит, что транзит через нашу страну будет нулевым, то тогда и закупок российского газа будет ноль. Когда у нас шел большой объем транзита и цена на газ была высокой, максимальный уровень доходов, которые мы получали от транзита, составлял 3,2 млрд. долларов в год. Это немало, но экспорт газа в Украину приносил «Газпрому» 12-14 млрд. долларов в год выручки. То есть они нам давали 3 млрд. с небольшим, от нас они брали до 14 млрд. Если мы теряем транзит, то мы экономим деньги на покупку газа. Да, первое время мы будем импортировать газ, но уже не из России, а по реверсу из стран ЕС, к примеру.

– Украина даже обращалась к Беларуси с предложением рассмотреть возможность транзита газа из Литвы в Украину. Как расценивать этот шаг с учетом того, что в Беларуси газотранспортная система принадлежит России?

– Я думаю, в этом был своеобразный зондаж, нужно было сделать формальный шаг. Ведь, по сути, Беларусь находится в уникальном положении и могла бы сыграть роль передающего звена. В то же время Беларусь утратила суверенитет над своей газотранспортной системой. То, что раньше называлось «Белтрансгазом», сейчас – «Газпромтрансгаз-Беларусь», то есть это часть «Газпрома».

В принципе, если обращаться к Беларуси, с точки зрения европейского энергетического права это могло бы сработать. Исходя из принципа свободного доступа к трубопроводным мощностям и наличия свободных мощностей в ГТС Беларуси, логично было бы, что белорусское правительство и соответствующая национальная компания, например, если бы это был «Белтрансгаз», обеспечили бы такой доступ и заработали на этом. Но с учетом того, что сегодня это часть корпоративной империи «Газпрома», понятно, что влияние на эти процессы у белорусского правительства нет. Все понимали, каким будет ответ или его вообще не будет.

 

 

– А какими путями планируется поставлять газ в Украину? Через Польшу?

– Именно так и происходит. Украина и Польша уже имеют связь своих газотранспортных систем, но этот трубопровод старый, существует с 1963 года, он маломощный, и мы по реверсу можем получать из Польши газ в объеме до 1,5 млрд. кубометров в год. Этого на сегодняшний день недостаточно, и речь идет о том, чтобы построить интерконнектор с мощностью до 8 млрд. кубов в год. Таким образом, это даст возможность получать сжиженный газ с польского терминала в Свиноуйсьце. Если Польша и Литва соединят свои газотранспортные системы, то мы сможем получать газ и из Литвы, соглашение о строительстве такого интерконнектора уже подписано. Это не означает, что газ будет в трубе физически «литовский», используя реверсные схемы, мы, возможно, получим тот же российский или европейский газ. Но это уже не имеет никакого значения: с того момента, как газ продан, это уже не российский газ. Именно эта альтернатива сейчас рассматривается, подписан соответствующий меморандум, идет работа по строительству интерконнектора, но как быстро он будет построен, сказать сложно.

– Кто финансирует проект?

– Деньги частично будут европейские, есть соответствующая программа, и часть проекта профинансируют с польской стороны. С нашей стороны деньги не такие уж большие – необходимо профинансировать где-то 150 км трубопровода.

– А что происходит с модернизацией газотранспортной системы Украины в целом?

– В конце прошлого года был подписан договор с ЕБРР, поступил первый транш кредита в размере 150 млн. евро, который используется на модернизацию одного из основных по загрузке газопроводов – это украинская часть газопровода Уренгой – Помары – Ужгород. Предусмотрена замена нескольких участков трубопроводов и компрессорных станций. Эта работа уже идет.

Однако тут с нашей стороны перед Европейской комиссией ставятся определенные вопросы. Мы осуществляем с помощью денег, в том числе европейских налогоплательщиков, модернизацию газотранспортной системы. С другой стороны, группа компаний из стран ЕС собирается строить газопровод «Северный поток-2», который сделает транзит через нашу ГТС равным нулю.

Плюс в Европе говорят о реорганизации «Нафтогаза» по европейскому образцу (и мы с этим согласны), в результате которой будет выделен в отдельное предприятие «Укртрансгаз» как оператор ГТС с полной автономией – финансовой и экономической. Но как предприятие будет существовать, если у него на входе транзит будет равен нулю? За счет чего? Система создавалась и строилась в том числе и под транзит. Для того чтобы обеспечить внутренние потребности, нам такой системы не надо.

– На чем основана концепция полного отказа от импорта газа к 2025 году?

– Сегодня идет мощная динамика сокращения потребления газа. Мы делали прогноз по уровню потребления в объеме 38,5 тыс. кубов к концу 2015 года, а по итогу будет возможно 36 млрд. куб. м.

Если реализовать проекты по энергосбережению, энергоэффективности и газозамещению, то мы выйдем на уровень порядка до 30 млрд. кубов годового потребления газа, и этот объем, в принципе, может быть обеспечен собственной газодобычей. Сейчас он составляет 20 млрд. кубометров в год, и необходимо нарастить добычу в полтора раза.

– За счет чего планируется замещать газ?

– Один из перспективных вариантов – это биомасса. Украина входит в топ-10 аграрных стран мира, и ежегодно мы имеем порядка 98 млн. тонн отходов аграрного производства, из них используется в энергетике только 1 млн. тонн.

Примерно 50 млн. тонн должно быть оставлено на полях, а вот из оставшихся 48 млн. тонн порядка 20 млн. тонн может быть эффективно использовано при производстве тепловой и электрической энергии. Если пересчитать это на газ, то, по самым скромным оценкам, это эквивалентно потреблению 8 млрд. кубов газа в год. По расчетам наших экспертов, на это уйдет около 5 лет, но надо сказать, что это делается не с чистого листа, уже есть успешные проекты в регионах, где реализован словацкий и польский опыт.

Что касается использования ветряной и солнечной энергетики, то она нам погоды не сделает, особенно с учетом того, что многое, что было достигнуто в этом направлении, осталось в Крыму.

– А какую роль в газозамещении будет играть атомная энергетика Украины?

– Что касается атомной энергетики, то в этом году проделан большой объем работ, чтобы повысить коэффициент использования установленных мощностей. Сегодня из 15 энергоблоков работают 13, два находятся в плановом ремонте. В ближайшее время должен быть решен важный вопрос размыкания запертых генерирующих мощностей Ровенской и Хмельницкой АЭС за счет завершения строительства ЛЭП, которая соединит их со столичным регионом, так как столичный регион испытывает дефицит электроэнергии, а в регионах АЭС энергию девать некуда, поэтому станции не могут работать на полную мощность. Кроме того, с Ровенской станции пойдет экспорт электроэнергии на Польшу, это планируется осуществить в следующем году.

Довольно успешно продолжается сотрудничество с компанией Westinghouse, и мы уже имеем опыт диверсификации поставок ядерного топлива. Пока альтернативное топливо работает только на Южно-Украинской АЭС, со следующего года начнутся поставки на Запорожскую АЭС, на 5-6-й блоки.

– В свое время было много критики со стороны «Росатома» по поводу использования американских тепловыводящих сборок, поступали сообщения о сбоях в работе Южно-Украинской АЭС. Сегодня нет опасений с точки зрения безопасной работы альтернативного топлива?

– Отмечу, что тот сбой относился к нулевому уровню инцидентов по международной шкале INES, там не было никакой разгерметизации ТВС (тепловыводящие сборки – топливный элемент АЭС. – Прим. авт.), поэтому это не относится к серьезным инцидентам. Потом оказалось, что деформация ТВЭЛов (тепловыделяющих элементов) происходит и с изделиями производства «Росатома». И когда в 2011 году, в период правления Януковича, отказались от американских сборок в рамках проекта опытной эксплуатации, это, по сути, было выполнением политического заказа по возвращению к монополии российской компании «ТВЭЛ». Когда к этому проекту вернулись на Южно-Украинской АЭС, предварительно усовершенствовав конструкцию ТВС, то никаких серьезных инцидентов больше не было.

– То есть в перспективе планируется замена американскими ТВС топлива на других станциях?

– В перспективе планируется перевести 7-8 блоков из 15 на поставки топлива из альтернативного источника. Это будет соответствовать требованиям – теперь уже именно требованиям – европейского законодательства о диверсификации поставщиков ядерного топлива. Поскольку Украина является членом европейского Энергетического сообщества, то она должна имплементировать эти положения, и такая возможность у нас есть.

В конце прошлого года «Энергоатом» и Westinghouse подписали контракт, в соответствии с которым в 2016-2020 годах будет происходить расширение использования альтернативного топлива на других АЭС. Я думаю, прежде всего на Запорожской АЭС, так как она самая крупная в Европе и третья по величине в мире – там 6 энергоблоков-миллионников.

– Изменилась ли в настоящее время ценовая политика «Росатома» в отношении ядерного топлива?

– Надо сказать, что поведение компании «ТВЭЛ» всегда было корректным, и, в отличие от «Газпрома», никакого шантажа с их стороны не было. Ценовая политика изменилась еще в 2008 году, когда в Украину прибыли первые американские сборки и там поняли, что есть альтернатива, так как это пусть и опытная, но все же эксплуатация. Хотя еще раз подчеркиваю, что их позиция всегда была корректной. И дело не только в том, что «Газпром» – «плохой», а «ТВЭЛ» – «хороший», просто природа поставок другая. Здесь не будет так, как с газом: кран перекрыл – и завтра вся система встала. На каждой АЭС есть запас топлива, поэтому простой отказ от поставок не создаст мгновенных проблем. Хотя если мыслить не тактически, а стратегически, то создать проблемы можно. Поэтому в Европе, например, быстро отреагировали на прошлогоднее заявление Дмитрия Рогозина о том, что «мы вам ядерное топливо обрежем». И хотя потом глава «Росатома» Сергей Кириенко эти заявления опроверг, это еще раз показывает, что у них в голове.

– Какие-то новые проекты с Россией в области атомной энергетики возможны?

– В настоящее время разорвано соглашение с «Росатомом» о достройке двух энергоблоков Хмельницкой АЭС. Есть два варианта достройки станции: либо это будет проект с чешской компанией Skoda (входит в группу компаний «Объединенные машиностроительные компании» – ОМЗ. – Прим. ред.), либо второй вариант – вообще новый тендер с использованием оборудования и технологий, никак не связанных с российскими проектами.

– В настоящее время меняется тарифная политика для населения. Является ли это требованием МВФ?

– Сегодня основные страсти кипят вокруг тарифов на газ. Цены на газ не менялись многие годы из-за политических кампаний, когда политики хотели хорошо выглядеть перед электоратом. В итоге цены были ниже, чем в России. МВФ действительно выдвигает требование об урегулировании тарифов, но вопрос не только в МВФ и его требованиях. Вопрос в том, что, не меняя тарифов и отдавая населению добываемый в Украине газ по себестоимости, ведущая газодобывающая компания «Укргаздобыча» не имела возможности ничего инвестировать не только в расширение газодобычи, но даже в поддержание того, что есть.

Надо сказать, что в начале 2000-х, когда были произведены определенные инвестиции, добыча газа в Украине возросла с 18 до 20-21 млрд. куб. м и на протяжении последних 10 лет была достаточно стабильной.

Надо делать достаточно масштабные инвестиции, чтобы расширить добычу и провести новые бурения. Это создаст возможности для наращивания добычи собственного газа в полтора раза и позволит вместе с достройкой атомных блоков на Хмельницкой АЭС и реализацией других мероприятий по газозамещению дать необходимый эффект в целях сокращения импорта газа и возможного полного отказа от него к 2025 году.

Справка

Михаил ГОНЧАР. Президент Центра глобалистики с 2008 года. Родился в Украине в 1963 году, получил высшее образование в Киеве в Институте инженеров гражданской авиации, служил в Военно-воздушных силах. В 90-х годах находился на государственной службе в системе Совета национальной безопасности и обороны Украины. Проходил стажировку в Европейской комиссии и НАТО. Работал научным сотрудником в Национальном институте стратегических исследований, Национальном институте проблем международной безопасности СНБО Украины. В 2000-х работал в системе нефтегазового комплекса Украины, занимая ответственные должности. С 2007 года работает в неправительственном секторе. Автор ряда книг и многочисленных публикаций по темам энергетики, энергетической безопасности, международных отношений, изданных в Украине, Польше, Словакии, Германии, Великобритании, Турции, Нидерландах, Финляндии и др.